Самый синий из всех

– Осторожно! – кричит чей-то голос.

А потом темнота.

Сначала я слышу звон в ушах. Потом взволнованные перешептывания, чьи-то шаги…

– Эй, – говорит голос, от которого что-то сжимается внутри. – Эй, ты как?

Я открываю глаза. Фокусирую взгляд и первым вижу лицо… Андрея! Он выглядит таким обеспокоенным и таким красивым. Брови нахмурены, взгляд лихорадочно бегает по моему лицу, а челка упала на лоб и почти закрыла собой правый глаз. А ведь глаза у него такие… такие… Сама не понимая, что делаю, я поднимаю правую руку. Убираю с его лица непослушную челку и, не удержавшись, касаюсь теплой щеки.

Первый контакт – вспышки цвета на кончиках пальцев.

Прикасаюсь ладонью – и его синева врывается в меня бурным потоком, будто волна. Будто цунами! Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш – громко шумит в ушах. Его чувства настолько насыщенные, сильные, горькие! Как больно. Почти нестерпимо! Хватит! Вскрикнув, я отталкиваю его от себя, и сразу становится легче дышать.

– Ты чего? – недоуменно спрашивает Андрей.

Мы смотрим друг на друга ошарашенно. Я вдруг понимаю, что все это время он держал меня на руках. А потом слова просто срываются с губ, прежде чем я успеваю сдержаться.

– Ты – самый синий из всех.

А синий – цвет одиночества.

Глава 3: Разговоры

Одиночество – синее.

Зависть – пронзительно желтая, гнев – красный, нежность – голубая, а любовь… у любви нет цвета, но она светится.

Это было частью меня, сколько я себя помню.

Называйте как хотите: дар, суперспособность, сверхъестественная фигня… Мой психолог вообще был уверен, что это такой инструмент самозащиты. Что я внушила себе, будто, прикасаясь к человеку, вижу его эмоции через цвета. Вот только это правда. И никаких радиоактивных пауков и криптонита.

Все мои первые воспоминания – это цвета. Через них я познавала мир. Мне нужно было просто коснуться, и я сразу все понимала. Кто грустит, кого мучает чувство вины, кто напуган. Конечно, я далеко не сразу разобралась с оттенками и все-таки… все-таки что-то внутри меня с самого начала знало, что это за чувства – даже тогда, когда я еще не разбиралась в заумных словах. Даже тогда, когда не умела толком говорить.

Это всегда ощущается по-разному, но всегда – через прикосновение. Иногда чужие чувства врываются в меня, тараном пробивая мои собственные. Иногда мне больно. А порой это словно тихая мирная река… Или болото, в котором я вязну, которое не дает мне вдохнуть.

Но чем сильнее чувство – тем мне больнее. Всегда.

В детстве я думала, что все так умеют. Мама была в восторге: сначала от того, что я такой контактный ребенок (еще бы, я же трогала всех без разбору – так я знакомилась). Потом от того, какое богатое у дочери воображение. Думаю, ей и в голову не приходило, что я говорю правду. А вскоре и до меня дошло, что такая правда – не то, что люди хотят услышать.

«Дура, я вовсе не завидую ей!»

«Девочка врет, я так вовсе не думаю!»

«Нет-нет, я люблю своего мужа».

«Зачем ты всем сказала, что мне нравится Паша? Это не так!»

«Ты меня бесишь, ты ненормальная!»

«Никто никогда не будет с тобой дружить».

«Это не я, это она подожгла занавеску!»

«Дура!»

«Лгунья!»

«Ненормальная!»

«Больная!»

«Саша, ты уже была у психолога?»

Случилось много всего, прежде чем я перестала прикасаться к людям. Прежде чем вообще перестала об этом говорить. Но главных выводов – пять:

1. Люди всегда хуже, чем думают сами о себе.

2. Никому не нравится правда.

3. Нет ничего веселого в том, чтобы знать чужие тайны.

4. Если ты другая, не говори НИКОМУ.

5. И главное, пятое:

Никому. Нельзя. Помочь.

Никогда.

* * *

– Ма-а-ам, вы дома? – шепчу я, открыв дверь. Комната отвечает молчанием, и я с облегчением понимаю, что наконец смогу побыть одна. С появлением Ксю это стало такой роскошью, что я уже и забыла, когда в последний раз рассекала по квартире в одиночку. Нет, Ксю я люблю. Она такая простая, ее цвета такие чистые… Прикасаться к ней – все равно что смотреть на небо где-нибудь в лесу. В такие минуты мне становится легче дышать. И вообще… становится легче.

В холодильнике почти нет нормальной еды: в основном тут баночки со всякими овощными смесями и грустные свидетели маминых попыток похудеть: сельдерей и обезжиренный йогурт. Поморщившись, я хватаю яблочное пюре, погружаю в него ложку и наконец разрешаю себе подумать о том, что случилось.

Макарыч, конечно, потащил нас в медпункт. Я пыталась отвертеться, но он выглядел до смерти испуганным, даже руки тряслись. Еще бы, ученица грохнулась с каната! Прямо в объятья самого красивого (и, как оказалось, самого одинокого) парня в классе.

Я закрываю глаза и вспоминаю тот момент, когда коснулась Андрея. Его кожа была теплой, но цвета… Внутри он как море или космос – бесконечная синева с крапинками-звездами других эмоций. Но разве этого возможно? Он ведь богатый, красивый, умный… Любимчик учителей, мечта всех девчонок. Все хотят быть им или с ним.