Читаем Самый синий из всех полностью

Егор спрыгивает на пол. Мальчишки со всех сторон атакуют его смешками, и на мгновение мне кажется, что он вот-вот набросится на них с кулаками. Оксана обнимает его и шепчет что-то утешительное, нежное, но Егор отталкивает ее и тяжелой походкой идет к скамейкам. Он больно задевает меня плечом, явно нарываясь на ссору, но я даже не смотрю в его сторону. Чувствую, как он сверлит меня взглядом, но не реагирую.

– Тупая овца, – бормочет Егор. Он плюхается на скамейку и прикрывает глаза согнутой в локте рукой, словно его слепит солнце. Из-под рукава футболки выглядывает жуткий синяк: фиолетовый, с желтыми краями. Я почти ловлю за хвост какую-то важную мысль, но радостные крики меня отвлекают.

Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как ловко Андрей забирается вверх по канату. Мышцы на его плечах напрягаются, руки легко подтягивают тело выше, выше, к самому потолку!

– Следующий, – кричит Макарыч.

Андрей ловко скользит вниз, а, когда до пола остается метра полтора, вдруг отпускает канат и спрыгивает. Полет длится всего-то секунду, но я все равно успеваю представить крылья у него за спиной: только почему-то не птичьи, а такие, какие бывают у бабочек. С растрепанными волосами, в футболке, пузырящейся за спиной, он кажется таким свободным и беззаботным!

С глухим стуком кроссовки Андрея приземляются на обшарпанный пол. Одноклассники встречают его аплодисментами, и даже Макарыч качает головой с улыбкой. Андрей шутливо раскланивается.

– Не толпитесь, народ! Кому автограф?

Лера почти выскакивает из шорт и восторженно верещит. Длинный блондинистый хвост за ее спиной раскачивается из стороны в сторону, словно флаг на ветру. Такой, который втыкают в завоеванную территорию.

Звонок звенит как раз в тот момент, когда все мальчишки проходят «испытание канатом», а Макарыч снова берется за свисток. Девочки облегченно выдыхают, и я вместе с ними. Становиться посмешищем второй раз за день – это точно выше моих сил.

– Инвалиды и тунеядцы, – горестно вздыхает Макарыч. Он просовывает руку под футболку и чешет живот. – Ладно, девчонки, в четверг начнем с вас.

Я сглатываю. Знаете, как это называется? Отсрочка перед казнью.

* * *

– Есть кто дома? – я, бросаю связку ключей на тумбочку. Та приземляется рядом с подсохшей кожурой от мандарина и маминым кошельком, а я снимаю кеды, безжалостно сминая задники. Обувная анархия!

На звук моего голоса из комнаты приползает радостная Ксю. Я сажусь по-турецки прямо в коридоре и прижимаю сестренку к себе. Она вся – свет. Я впитываю его, словно у меня в руках маленькая батарейка, и растворяюсь в ее простоте. Знаю, младенцы обычно отвратительны, но мне Ксю нравится. Понравилась с самого первого дня. Она очень мало кричала (или это я так крепко сплю?) и вообще доставляла нам с мамой минимум хлопот. Я подвешивала на ее мобиль разноцветные лоскутки, и она могла часами рассматривать их, пока не уснет.

– А-гву-у-у, – радуется Ксю, обдавая мою любимую толстовку Ниагарским водопадом слюней. Мама говорит, они перестанут литься таким неистовым потоком, как только у Ксю прорежутся оставшиеся зубы. Но я, если честно, даже не представляю ее с сухим подбородком.

– Вот вы где, – мама с улыбкой выглядывает из кухни. На ней лосины и длинная футболка, кудрявые волосы скручены в пучок. Несколько прядей выбилось, и теперь ее голова окружена пушистыми пружинками. Это смешно, потому что выглядит она так, будто наш тостер только что ударил ее током. – Макароны или картошка?

– Кошелек или жизнь?

– Кошелек, – отвечает мама немедленно. В ее глазах прыгают смешинки.

– Макароны, – подхватываю я.

Мама кивает, все еще продолжая улыбаться, и скрывается на кухне. У нас она совмещена с гостиной и это даже удобно, но только до тех пор, пока я не пытаюсь готовить. Кажется, у меня к этому нет никакого таланта. Яичница за считанные секунды превращается в обугленный картон, а про скользкий комок спагетти я вообще молчу. Буэ.

Ксю наконец сползает с моих рук, и я отправляюсь в свою комнату, лавируя между манежем, горами наглаженного белья и разбросанными по полу островами детских игрушек.

– Как дела в школе? – спрашивает мама, перекрикивая громыхание посуды.

– Нормально, – отвечаю я, падая на кровать. Это несложно, учитывая, что от двери до нее всего один шаг. Хоть какая-то польза от моего лилипутского роста… Полтора метра с кепкой – идеальный рост, чтобы чувствовать себя в крошечной комнатке полноправной хозяйкой, а не узницей подземелья! Помимо кровати сюда влез только письменный стол, принтер и что-то типа сундука, где я храню личные вещи. Еще полки с книгами, половинка окна и, конечно, мудборд над кроватью. Как хорошо, что мечтам много места не нужно! Здесь, по большей части, картинки с Пинтереста и фотки, которые я сделала на смартфон. Пара открыток. Несколько распечатанных на принтере цитат. И конечно, рисунки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное