Самый страшный след

Священник знал крутой норов здоровяка Грошева. Знал, что он часто прикладывался к рюмке и в пьяном виде терял над собой контроль: то скандалил с соседями, то поколачивал супружницу Анастасию. Догадывался священник и о том, что отныне нажил себе врага.

Однако надо было поскорее проведать и накормить раненого красноармейца. Перехватив поудобнее сверток, отец Илларион зашагал в сторону дома.

* * *

Около полудня красноармеец, получивший на позициях легкое ранение в ногу, одним из последних ковылял по улицам Смоленска. Заполненные людьми и грузами автомобили проносились мимо. Сжалился и остановился только один старичок, управлявший подводой.

— Хромаешь, служивый? — приподнял он в знак приветствия выцветший картуз.

— Да, зацепило слегка, — отмахнулся тот.

— Давай мы тебя до станции Духовской доставим. Там, я слышал, санитарный поезд дожидается.

Солдат удивленно посмотрел на груженую подводу.

— Так куда ж?

Подвода и впрямь была доверху забита пожитками, среди которых еле помещались старуха, молодая женщина и двое детишек.

— А мы Пелагею попросим пешочком прогуляться. А, Пелагея?

Предложение было адресовано молодой женщине. Та принялась неуклюже сползать с телеги, и тут только солдатик заметил ее выпуклый живот.

— Э, нет, сиди на месте, бабонька, — остановил он ее. — Спасибо сердечное, отец, но я уж сам как-нибудь.

— Ну, как знаешь.

— Сколько до станции?

— Да верст пятнадцать будет. Дойдешь?

— Доковыляю.

— Ну, бывай, солдатик. Но, милая!..

Хлестнув лошадь вожжами, старик двинулся дальше. Перемалывая раскаленную пыль, заскрипели тележные колеса.

Красноармеец захромал следом…

Однако долго он идти не смог — от большой потери крови начала кружится голова, одолевала слабость. Оглядевшись по сторонам, он отыскал тенек под ивой, присел и принялся разматывать обмотки, чтобы промыть рану водой из фляги…

Рана кровоточила, распухла и болела все сильнее. Прижав к ней последний кусок чистого подшивочного материала, красноармеец намотал обмотку, поднялся и попытался продолжить путь. Не вышло. Сделав несколько шагов, он почувствовал, как повязка снова набухает, а в башмаке собирается горячая влага.

Солдатик снова остановился и завертел головой. Дорога была пуста — последние автомобили и подводы уже покинули Смоленск.

Сунув руку в карман, боец извлек три последние обоймы к трехлинейной винтовке. Пятнадцать патронов. И больше ничего — ни гранат, ни штыка, ни ножа.

Тяжело вздохнув, он принялся обдумывать свое незавидное положение…

Идти, превозмогая боль и через каждую сотню шагов отдыхать? Далеко ли так уйдешь? Немец-то рядом — на дальней окраине города. Постучаться в какой-нибудь дом, попросить, чтобы спрятали? Но хорошо ли подвергать чужие жизни опасности?

Сунув патроны обратно в карман, солдатик хотел было закурить, да вовремя вспомнил, что кисет опустел еще утром.

— Эх-х… — простонал он, — что за жизнь, растудыт ее…

Внезапно он заметил вдалеке странную фигуру, пересекающую переулок.

— Поп, что ли? — прикрывшись ладонью от солнца, пробормотал красноармеец. И что есть силы закричал: — Эй! Святой отец! Погодите! Вы меня слышите?!

Москва

Август 1945 года

Пока ехали на служебном автомобиле в клинику, Валентина еще раз подробно описала внешность подозрительного пациента, а также рану, с которой тот обратился за медицинской помощью.

— На какой ладони, вы говорите? — поинтересовался Старцев.

— На правой.

— А как он ее объяснил?

— Довольно просто, — припоминала Валентина. — Он сказал, что получил ее из-за собственной неосторожности во время работы в столярной мастерской.

— В столярной мастерской… А где она находится, не сказал?

— Местом работы мы не интересуемся.

— Ясно…

Иван задал еще несколько вопросов, потом замолчал. Так и доехали до знаменитой клиники на Соколиной Горе.

Дежурные медики из «травмы» удивились позднему визиту Валентины в сопровождении оперативников Московского уголовного розыска. Тем не менее к ситуации отнеслись с пониманием и предоставили всю необходимую учетную документацию.

— Вот он. Полоскаев Иван Демидович, одна тысяча девятьсот первого года рождения, — отыскав нужную запись, прочитала Валентина. — И адрес.

Старцев принял из ее рук журнал и дважды перечитал строчки, написанные простым карандашом. Пожевав губами, спросил:

— Запись целиком с его слов?

— Да.

— То есть документов при обращении вы не требуете?

— Нет, конечно, — пожала плечами молодая женщина. — По инструкции документы нужны только при оформлении в стационар. А также при обращении пациентов, проживающих в данном районе. На каждого из них в регистратуре заведена персональная карточка. В экстренных случаях (а Полоскаев пришел со свежей резаной раной) мы обязаны оказывать помощь без каких-либо документов. При подозрении на криминальный характер травмы должны сообщить в милицию. Но в данном случае был хотя и глубокий, но обычный бытовой порез.

Старцев поглядел на товарища.

— Это означает, Саша, что он мог назвать любую фамилию и придумать любой адрес. Буквально первый пришедший на ум.

Ознакомился с записью и Васильков.