Самый страшный зверь

На этот раз ему приказали охранять женщин. Не всех, а посмазливее или хотя бы не совсем уродин. Уж слишком возбудились ребятки при виде такого богатства. Неудивительно после столь долгого путешествия на провонявшем нечистотами корыте. Пленниц оказалось много, охочих до них еще больше. Барбаро взволновали пристальные взоры остальных вояк, и он поступил просто: загнал всех в погреб и сам туда залез, а кастрат Манчини остался сверху, завалив крышку разным хламом.

Такая вот получилась охрана.

И почему камнепад убил всех: Манчини, молодых девок, смазливых баб и не совсем уж безнадежных бабищ, а этого раздолбанного засранца оставил в живых?! Крови в подвале было столько, что его чуть с головой не залило, а сам отделался смятым шлемом и рассечением макушки.

Что за высшие силы так шутят?!

Не смешно…

И этот кусок дерьма, вместо того чтобы честно захлебнуться в чужой крови, орал так, что его чуть ли не из-под земли услышали, разобрали завал и остатки перекрытия, вытащили на белый свет. Вроде бы там пара баб оставалась, которые еще дышали, но тем пришлось куда хуже, и доставать их не имело смысла – не жилицы. Остатки дома подожгли, и хотя пожара не получилось, в дыму задохнулись все, кого не добили камни.

Барбаро, восседая на бревнышке, теперь весело рассказывал, как же ему повезло, что он оказался под балкой дивной ширины и дерево в ней было отличным. Камни так и не смогли с ней справиться, да и крыша их чуть ослабила. Ну и бабы помогли, сами того не желая, при первых признаках беды, с ревом бросились на охранника, то ли желая задавить своими телесами, то ли решив, что он их защитит.

– Шмяк, шмяк! Мясо в разные стороны! – слащавым голосом вещал уродец, описывая, как женщин размазывало камнями.

Патавилетти, проходя мимо гаденыша, покачал головой. Вот ведь причуда судьбы, сберегла это непотребство… Голову ему обрабатывал бальзамом Таскани, дружок Мескароша. Воин из молодых, с такими же странностями, как были и у приятеля, но на шутки и чужой смех не улыбался, игнорируя все заигрывания Барбаро.

Траур у человека. Мескароша мало того что ошпарили до ужаса в самом начале, так еще и добило камнями так, что нашли только левый сапог с засевшей там голенью, причем выглядела она плохо.

А вот Галлинари ржал, как конь. Ему вообще много не надо, сделай вид, что улыбнулся, и он тут же хохотать начинает. И работы боится пуще темных сил. Пока остальные, бросив все занятия, рыщут по остаткам домов в надежде найти везунчиков вроде Барбаро, этот стоит и пальцем о палец не ударяет.

Патавилетти открыл было рот, чтобы приласкать ленивого мерзавца ругательствами, после чего персонально задать фронт работ, как произошло такое, что слова застряли в горле.

Ухо уловило хорошо знакомый, протяжный и одновременно парадоксально отрывистый звук полета стрелы, закончившийся ударом по твердому. Голова Галлинари дернулась, будто по ней от души заехали молотком, его единственный глаз выскочил из глазницы, следом, брызнув красным, на пару пальцев выбрался трехгранный наконечник и остался торчать, будто клюв безумной птицы, решившей устроить гнездо в черепе воина.

Барбаро, не отличаясь высокой скоростью реакции на изменения обстановки, продолжал смеяться, а вот Таскани отреагировал мгновенно, в два прыжка уйдя за угол дома лэрда. Патавилетти не мог двигаться так быстро, зато мысли умели далеко обгонять тело, и он понял, что стрелок не может быть слишком близко, его бы неминуемо заметили, ведь прятаться в разгромленном селении, кишащем воинами, очень трудно. Значит, достаточно просто двигаться, причем не на него и не от него. Это затруднит ему прицеливание, и он выберет другую мишень, куда более покладистую.

Патавилетти Барбаро не ценил, несмотря на его исполнительность. Так что прости, но ласкать тебя будут могильные черви, а не соратники по службе.

Барбаро так и сдох с дурацкой, будто приклеенной улыбкой на губах. Стрела попала чуть выше и левее кончика носа. Пускали ее не из детского лука, прошла кость и мозг, остановившись лишь на затылке. Патавилетти перестал пятиться, наклонив голову, чтобы принять гостинец на скос шлема. У него есть немного времени, а угол рядом. Забегая за него, бросил взгляд в сторону заваливавшегося с бревна Барбаро и, пользуясь возвратившимся даром речи, одновременно закричал:

– Тревога!

Кричал не он один, другие тоже заметили неладное. Уже почти за углом Патавилетти дернулся от удара в спину. Хорошо прилетело, но доспехи выдержали, не зря он на них не экономил. Таскани уже взводил арбалет, ругаясь при этом одними и теми же непотребными словами.

– Ты видел их?! – спросил Патавилетти.

– Одного. Засел в зелени на краю спуска. У сукина сына лук.

Щит остался в доме, и за это Патавилетти готов был себя возненавидеть. Выхватив меч из ножен, он опустил забрало в виде оскаленной волчьей морды и приглушенно произнес:

– Я его отвлеку, а ты стреляй.

– Понял.