Хоть падение было полной неожиданностью, Дирт, заваливаясь, успел сгруппироваться и инстинктивно отбросить лук в сторону: не слишком прочное оружие можно повредить, если навалиться на него всем телом. Вскочить на ноги не успел, из мрака навалилась тяжелая, воняющая застарелым потом туша, правую руку начали выкручивать. Левой выхватил из ножен кинжал, тыкнул вслепую дважды, нащупав что-то податливое, надавил. Противник заорал, задергался, кто-то другой, невидимый, сжал запястье, не давая им даже пошевелить. Дирту осталось одно – брыкаться в надежде заехать как следует по чьей-то неосторожно подставленной роже.
А затем и на ноги навалились, лодыжки начали обвивать веревкой. Туша, закрывавшая лицо, убралась в сторону, в свете выглянувшей на представление луны Дирт увидел обступивших его врагов и то, как сразу двое связывают его руки. Один из спайдеров хорошо знакомым, донельзя омерзительным голосом выдал:
– Ну что, сучий выкормыш, добегался? Прощайся со своими ушами.
Больше Дирт ничего не увидел и не услышал, сильнейший удар по затылку погрузил его во мрак.
Глава 22
– Я знаю, что ты задумал, – хрипловатым шепотом произнес преподобный Дэгфинн.
Дирт расслышал его прекрасно, хотя руки и ноги у него связаны, но уши не заткнуты и даже не отрезаны, как ему угрожали при поимке. Плохо, что глаза завязали на совесть, трудно понимать, что именно происходит вокруг. Очевидно лишь одно, он усажен вместе с остальными пленниками спиной к дереву.
Преподобный, не дождавшись ответа, продолжил в том же духе:
– Я никогда не уходил далеко от берега, но однажды разговаривал с Далсером о Такалиде, и он тогда рассказал о том месте. О магической прорве. Месте, где древняя магия все еще сильна. Ты ведь не просто так идешь именно в ту сторону, так ведь?
Дирт удивился информированности преподобного и прошептал на грани слышимости:
– Никогда не говорите об этом. Они могут услышать.
– Не услышат. Рядом лишь один, да и тот в десятке с лишним шагов, возле костра. А тут только ты, я и Мади, причем Мади ухитрился крепко заснуть. Он очень устает, не привык столько бродить по холмам, да и на душе у него нехорошо.
– Не знал, что лэрд вам такое рассказывал.
– Раньше мы часто и подолгу с ним общались. Он много чего рассказывал. Лэрд Далсер не разделял моих убеждений, но уважал их. Он был интересным собеседником.
– Плохо, что так получилось. Я ведь хотел вас освободить.
– Я знаю. Действительно, плохо. Лучше бы ты даже не пытался ничего делать, а так и вел их к прорве. Зря рискнул ради нас. Не знаю, каким способом ты хотел их туда заманить, но они, как никто, достойны смерти. Они все должны умереть. Все до единого. Ни один не должен вернуться на побережье.
Дирт удивился еще сильнее:
– Преподобный, да что с вами такое? Это правда? Вы в самом деле желаете, чтобы они умерли? Желаете смерти людям? А как же ваша вера? Она ведь запрещает даже думать о таком.
– Удивился? Так удивись еще больше, мои слова удивили только тебя. Даже Мади думает так же. Это ведь спайдеры, и они погубили наш Хеннигвиль. Разве можно не желать им погибели?
– Я желаю того же, но это я, Дирт. Вы другие, вы хеннигвильцы. Я не ваш, и вы другие. Мы разные, пусть и жили вместе.
– Теперь все мы хеннигвильцы. Последние хеннигвильцы. Все трое. И думаем мы теперь одинаково. О том, что спайдеры должны умереть.
Дирт с неохотой затронул неприятную тему:
– Хеннигвильцев убили камни. Не всех, но очень многих. Те самые камни, которые лэрд Далсер раскладывал по округе.
– Я знаю. И я всегда знал, для чего он постоянно возился с булыжниками. То, что лэрд Далсер сделал, – к лучшему.
– Что?!