Самый сумрачный сезон Сэмюэля С

Смит(побелевшую правую руку вверх, взывая к перемирию. Однако ввиду непримиримости Энн Мартин его ладонь безутешно ложится на край стола, куда уже легло множество всяких эпистолярных огорчений. Левой рукой принимается ощупывать свое тело в местах, где в него могла бы без особого ущерба втиснуться парочка пуль не слишком крупного калибра). А-а-а-а. А-а-а-а. (Спохватывается: ведь надо говорить, потому что пули запросто могут втиснуться как раз в паузы между словами. Губы шевелятся, но звуков не слышно. В конце концов справившись с пересохшим, как пустыня, ртом, снова приводит язык в движение.) Мисс Мартин. Я понимаю ваше состояние.

Энн Мартин. Заткнитесь.

Смит. Не могу.

Энн Мартин. Заткнитесь.

Смит. Я умоляю вас, вы должны позволить мне говорить. Ведь вы можете выстрелить.

Энн Мартин. Еще бы.

Смит. Вы же не будете стрелять, пока я говорю.

Энн Мартин. Уберите руку со стола.

Смит. Конечно-конечно. Дайте, пожалуйста… вон там рыбий жир у меня стоит.

Энн Мартин. Нет.

Смит. А газету можно.

Энн Мартин. Могу и без того сказать вам, что в этой газете. Там ваше фото на первой полосе, и к нему целая статья про ваши подлые ухищрения. После обеда вы каждый день исчезаете. А я должна тут одна сидеть в этой вонючей дыре.

Смит. Мисс Мартин, должно же быть и у меня немножко личной жизни. Но мне вовсе не хочется обижать вас.

Энн Мартин. Можно подумать, тем, сколько я у вас получаю, вы меня не обижаете. Так что насчет этого бросьте.

Смит. Я пересмотрю вашу зарплату. В любой момент. Давайте составим приказ, только ружье отложить придется. В самом деле, не могу же я в таком виде пасть со смертельной раной. Газеты взвоют как оглашенные.

Энн Мартин. Об этом предоставьте беспокоиться мне. Вы-то будете на том свете.

Смит. Ой, ну опять.

Энн Мартин. Винтовка у меня нацелена вам в левое предсердие.

Смит. Какую надбавку вы бы хотели. Может, пенсию. Что угодно. Только скажите.

Энн Мартин. Болтайте, болтайте дальше.

Смит. А можно.

Энн Мартин. Только уж давайте на совесть.

Смит. Вы не должны думать, что я от ассигнаций могу прикуривать, мисс Мартин.

Энн Мартин. Однако покупаете бронированный автомобиль.

Смит. Я ж говорю, сейчас такие времена. Так что даже очень разумно. А теперь слушайте. Мы ведь одни здесь с вами. (Оглядывается чуть влево, чуть вправо, проверяя, и снова смотрит в маленькую черную дырку.) И стоит вам только отложить ружье. Как можно будет выйти из этой вонючей дыры да и забраться куда-нибудь поуютнее, попить кофе с пирожными. Вы какие больше любите — корзиночки или колечки с орехами.

Энн Мартин. Нет, ну вообще. Во дает. (Возвращая Смита к животрепещущей теме.) У меня будет ребенок.

Смит. И, говорите, я…

Энн Мартин. Подонок, я так и знала.

Смит(подняв руки, заслониться от пуль). Постойте.

Энн Мартин. Подонок.

Смит(одними кончиками пальцев, которые постепенно перестают дрожать и дергаться). Там, сзади, мисс Мартин. (Энн Мартин не так-то легко отвлечь от этого новообращенного мусульманина.) Призрак. Я вижу его. Подождите стрелять. Дайте мне насладиться этим видением, пока вы не выстрелили. Переливается всеми цветами радуги. Туманный такой, весь в мелких капельках. Словно слезы божьей коровки. (Пустота небольшой привнесенной Смитом паузы. Его глаза вдруг говорят, что есть в нем и печаль, и горечь, помимо подлого желания сбежать. А в сердце — о, там даже доброта имеется, с целый, может быть, наперсток.) Ну еще десять секунд. Потом стреляйте. Теперь я готов отойти. Молитесь за меня. Не очень-то много во мне религиозности, но я верую. Секундочку постою на коленях, ладно.

Энн Мартин. Почему вы не хотите умереть как мужчина.