Самый темный вечер в году

Билли обычно не приходилось убивать двоих людей за день и содействовать убийству еще двоих. Если бы это был день «возьми-сына-на-работу», при условии, что у него был бы сын, мальчик мог бы прийти к выводу, что работа у его отца куда более интересная, чем она была на самом деле.

Иногда убийства разделяли месяцы. И Билли мог прожить год, а то и два, не отправляя на тот свет такого близкого друга, как Джорджи Джоббс, или полнейшего незнакомца, вроде Шамптера.

Конечно, учитывая характер его работы, нарушать закон приходилось каждый день, но по большей части преступления эти не были тяжкими и не тянули на инъекцию смертельным ядом и похороны за счет налогоплательщиков.

Эпизоды реальной жизни редко могли конкурировать с хорошими романами жанра «все-бессмысленно-и-глупо», вот почему все эти годы Билли по- прежнему много читал.

Но вот что пугало. Далеко не все эпизоды реальной жизни были столь же бессмысленны, как жизнь, какой ее рисовали его любимые писатели. Время от времени что-то говорило о том, что в последовательности событий есть определенный смысл, или он сталкивался с человеком, который жил и действовал ради достижения конкретной цели.

В таких случаях Билли искал убежище в своих книгах и оставался с ними, пока не уходили последние сомнения.

Если же любимые книги не добавляли ему здорового цинизма, он убивал человека, стремящегося к некой цели, доказывая тем самым, что значимость чего-либо — иллюзия.

В квартире по-прежнему царила тишина, и Билли двинулся дальше, зажигая свет в каждой комнате.

Ему не нравился минималистский интерьер. Слишком упорядоченно. Слишком спокойно. Ничего реального. Жизнь — это хаос. От квартиры Маккарти за милю несло фальшью.

Настоящей он считал квартиру полоумной старухи, заваленную газетами, которые не выкидывались последние пятьдесят лет, и мешками мусора. Ее муж умер двенадцатью годами раньше на диване в гостиной, и теперь компанию ей составляли двадцать шесть кошек. Настоящими он считал обшарпанные многоквартирные дома, где жили черные проститутки. И Лас-Вегас.

Билли любил Вегас. Идеальным отпуском, который он позволял себе не так уж часто, виделась ему именно поездка в Вегас. Приехать туда с двумя сотнями баксов наличными, проиграть половину за карточными столами, вернуть потери, проиграться вдрызг и убить незнакомца, не выбирая, кто попадется под руку, на пути из города.

В раздражающе чистом, ярко освещенном кабинете Маккарти Билли отсоединил от сети системный блок, вынес из комнаты. Поставил рядом с дверью, с тем чтобы потом положить в багажник «Кадиллака» и увезти в Санта-Барбару. В дальнейшем Билли намеревался залить системный блок кислотой и сжечь в крематории.

Архитектору велели взять ноутбук с собой. Его компьютер Билли мог уничтожить только после смерти Маккарти.

Вернувшись в кабинет, он обыскал шкафы с документами и нашел распечатки электронных писем Ванессы, которые она посылала Маккарти последние десять лет. И хотя корзинка для мусора была большая, распечатки заполнили ее до краев. Корзинку Билли тоже отнес к передней двери.

Поскольку Маккарти мог сохранять старые электронные письма на дискетах, Билли тщательно просмотрел все коробочки с ними, но, судя по надписям на наклейках, не нашел ничего такого, что следовало взять с собой.

Цель он преследовал одну: уничтожить все, что могло, в случае исчезновения Маккарти, привести полицию к Ванессе.

В кабинете и спальне Билли также искал дневник. Хотя и не рассчитывал, что найдет.

У Билли Пилгрима было свое мнение насчет дневников, точно так же, как насчет литературы, интерьера и идеального отпуска.

Женщины гораздо чаще мужчин полагали, что их жизнь достаточно значима и требует ежедневного описания. И по большей части речь в этих дневниках шла не о том, как Бог-ведет-меня-по-удивительному-пути. Нет, за значимость принималось сентиментальное я-такая-растакая-но-всем-плевать. К тридцати годам женщины обычно переставали вести дневник, потому что к тому времени больше не хотели размышлять о смысле жизни. Смысл этот уже до смерти их пугал.

Конечно же, он не обнаружил дневника в квартире Маккарти, зато нашел десятки альбомов со скетчами и рисунками, главным образом, портретами. Альбомы говорили о том, что архитектор в душе хотел не проектировать здания, а заниматься живописью.

Карандашные рисунки лежали и на кухонном столе. Один — потрясающий по точности портрет золотистого ретривера. Другие — глаза собаки, на которые под разным углом падал свет. Некоторые — абстрактное сочетание света и тени.

Рисунки зачаровали Билли с первого взгляда: он сразу понял, что художник, работая над ними, пребывал в состоянии эмоционального хаоса. Билли по праву считал себя знатоком хаоса.

Он стоял у стола, проглядывая рисунки, а через какое-то время обнаружил, что сидит на стуле, но не мог вспомнить, как садился на него. А настенные часы разъяснили ему, что на рисунки он смотрел более четверти часа, хотя Билли мог поклясться, что провел над ними две-три минуты.

Потом, все еще завороженный искусством, он крайне удивился, почувствовав текущую по щекам кровь.