Самый тёмный вечер в году

Лунная девушка вроде бы достаточно сильна, чтобы что-либо могло её серьёзно разочаровать, и однако борется со скукой такими вот средствами, как этот пожар. Исходя из этого, можно предположить, что она боится упасть в колодец отчаяния.

Отсветы огня бегут по траве, падают на Лунную девушку, одевают её, словно она — невеста дьявола.

Свет появляется в среднем окне.

Кто-то проснулся.

Тюлевые занавески мешают заглянуть в комнату, но, судя по тусклости света и бесформенным теням, в ней уже полно дыма.

Дом стоит на сваях. Вероятно, пламя пробралось в зазор между черным полом и землёй, и дым снизу пошёл в дом.

Харроу думает, что слышит сдавленный крик, возможно, кто-то кого-то позвал по имени, но уверенности у него нет.

Инстинкт, столь несовершенный у человеческих существ, заставляет только что проснувшихся жильцов поспешить к передней двери, потом на кухню. И там, и там их встречает стена огня.

Луна бледнеет по мере того, как ночь становится ярче. Огонь уже принялся за углы дома.

— Мы могли поехать в другую сторону, — говорит Лунная девушка.

— Да.

— Мы могли найти другой дом.

— Выбор бесконечен, — соглашается он.

— Значения это не имеет.

— Не имеет.

— Все одинаковые.

Из дома доносится крик, пронзительный крик женщины. И на этот раз ей, тоже криком, отвечает мужчина.

— Они думали, что они — другие, — говорит Лунная девушка

— Но теперь они знают, что это не так

— Они думали, вещи имеют значение.

— Судя по тому, как заботились они о доме.

— Резной карниз.

— Миниатюрная ветряная мельница.

Характер криков меняется, теперь это крики боли, а не ужаса.

Огонь уже бушует в доме, за окнами. Дерево горит, как порох.

Люди, похоже, тоже горят.

В среднем окне тюлевые занавески исчезают в короткой вспышке.

Перед домом двухполосное шоссе прячется в темноте, которую разгонит только рассвет.

Наружу летят осколки стекла — кто-то в доме разбивает окно, на фоне огня появляется тёмный силуэт. Мужчина. Он снова кричит, но это скорее не крик, а вопль боли.

Голос женщины уже смолк.

Выйти через окно не так-то просто. Мужчина нагибается, чтобы открыть шпингалет, поднять нижнюю половину.

Огонь набрасывается на него, он валится назад, от окна, в костёр, который недавно был спальней, замолкает.

— Что он кричал? — спрашивает Лунная девушка.

— Не знаю.

— Он кричал нам?

— Он не мог нас увидеть.

— Тогда кому?

— Не знаю.

— Соседей у него нет.

— Нет.

— Никто не мог помочь.

— Никто.

Жар вышибает стекла ещё в одном окне. Надуваются и лопаются пузыри краски: пок, пок, пок. Гвозди от нагрева теряют прочность, трещат соединённые ими доски и бревна.

— Ты голоден? — спрашивает она.

— Я бы что-нибудь съел.

— У нас хорошая ветчина.

— Я сделаю сэндвичи.

— С горчицей.

— У нас есть хорошая горчица.

Спиральные языки пламени создают иллюзию, что дом вращается, словно пылающая карусель.

— Как много цветов у огня, — говорит она.

— Я даже вижу что-то зелёное.

— Да. Там. На углу. Зелёное.

Дым поднимается в ночь, ничего, кроме дыма, искорок пламени, сажи, которые забираются все выше и выше, стремясь дотянуться до неба.

Глава 13

Поскольку до завтрака и утренней прогулки оставалось несколько часов, Эми не собиралась кормить собак печеньем.

— Толстые собаки мне не нужны, — жёстко заявила она.

Как раз для таких случаев держала в холодильнике пластиковый пакет с нарезанной морковкой.

Усевшись на пол среди деток, дала кружочек сначала Этель, потом Фреду, наконец Никки. Они энергично захрустели морковкой, облизнули губы.

— Достаточно, — решила Эми, раздав по шесть кружочков. — Мы же не хотим ярко-оранжевых какашек, правда?

Принесла собачью лежанку из кабинета и положила в третий угол, наполнила водой вторую миску и поставила рядом с первой.

К тому времени, когда Эми переоделась в пижаму, собаки уже разошлись по углам.

Она поставила шлёпанцы рядом с кроватью, взбила подушки, забралась под одеяло и обнаружила, что Никки подошла к ней. Ретривер держал в пасти шлёпанцы.

Возможно, поступок этот служил некой проверкой или предложением поиграть, но даже со шлёпанцами в пасти Никки удавалось оставаться серьёзной, и она очень уж пристально смотрела на Эми.

— Ты хочешь покучковаться? — спросила Эми.

Обычно Фред и Этель спали по углам. Но иногда, и не только в грозовые ночи, предпочитали устроиться на кровати с мамочкой.

Но, даже пугаясь грома, они не запрыгивали на кровать Эми без разрешения, которое давалось фразой: «Давайте покучкуемся».

Никки не знала этой фразы, но Фред и Этель тут же поднялись со своих овчинных лежанок в ожидании приглашения, со вставшими торчком ушами.

Вымотанной недавними событиями Эми требовался отдых. Но, с другой стороны, сон частенько приходил к ней быстрее, если она ощущала лежащих рядом собак.

— Хорошо, детки. Давайте покучкуемся.

Этель тут же подбежала к кровати, прыгнула.

Фред последовал за ней. Какое-то время собаки возились, устраиваясь поудобнее, потом свернулись калачиком и с удовлетворённым вздохом затихли.

Оставшись у кровати, со шлёпанцами в пасти, Никки по-прежнему смотрела на новую хозяйку.

— Дай, — Эми протянула руку, и собака отдала добычу.

Эми поставила шлёпанцы на пол у кровати.