Он предпринял стремительную попытку вернуть себе одеяло, и нырнуть в пучину уходящего сновидения, но потерпел неудачу — жена не отдавала одеяло. Глубоко вздохнув, он взглянул на часы — в темноте горели числа 06: 34. Осознав, что все пережитое им было лишь сном, что он очутился в реальности, и никуда от неё не сбежит, он повернулся лицом к стене, свернулся эмбрионом и заплакал. Дрожа от холода и шмыгая носом, время от времени он поглядывал чтоб не проснулась жена, и не застала его за слабостью.
Когда тихий скулеж начал перерастать в рыдания, Денис крепко укусил подушку за уголок, чтоб не шуметь. Больше заснуть он не пытался — через час нужно было собираться на работу.
2
Ефимов поднялся с кровати на пять минут раньше будильника. Аккуратно, чтоб не потревожить сон жены, перебрался через ее спящее тело, и приступил к утренним процедурам: умылся, почистил зубы, посетил туалет, поставил чайник, нарезал бутерброды. Ожидая пока закипит чайник, Денис смотрел в окно на тёмный и слякотный двор, окружённый панельными домами. Было безлюдно и тихо. Тишину нарушал лишь крик какой-то птицы. Термометр показывал пять градусов тепла.
Вода закипела. Наполнив чашку, он сел за стол и принялся читать в телеграме новости. Дела в мире шли стабильно — пандемии и войны соревновались кто отправит больше людей в могилу. В Лувре какие-то экоактивисты облили картину Гогена фекалиями из ведра. «Гогена то за что?» — подумал Денис.
Зазвонил мобильник. На экране высветилось слово «Шеф».
— Алло, — прошептал в трубку Ефимов.
— Привет, Денис! Собираешься?
Голос у шефа был бодрый, здоровый. «На поправку идёт. Молодец!» — подумал Денис.
— Да, завтракаю, сейчас поеду уже.
— Приятного! Ты машину забрал с сервиса?
— Спасибо! Нет. Поеду на трамвае.
— Далековато ехать придётся.
— Это куда?
— Динь, наши китайские друзья сегодня устраивают презентацию новинок. Нас приглашают соответственно. Я поехать не могу, сам понимаешь, пока до конца не еще не поправился. Напрягу тебя, съездишь?
— А в офисе кто работать будет?
— Я Ленке уже позвонил, она выйдет, посидит на продажах.
— Хорошо. Адрес тот же?
— Ага. Начало в десять часов. Там будет презентация новинок, может фуршет какой. Поезжай, посмотри, там по-любому новинки интересные должны быть. Узнай сразу за цены и скидки. Ок?
— Да, хорошо. Я тогда на такси поеду, туда и обратно.
— Оплатим, без вопросов. Ты тогда набери после, расскажешь че там было.
— Договорились, на связи.
Ефимов оборвал звонок. Допил чай, оделся, и начал искать такси через приложение в телефоне. Через семь минут обещали подать белый Киа Рио.
Денис обулся, надел пальто, и тут же вспомнил что забыл в комнате сигареты. Аккуратно, на цыпочках, чтоб не запачкать ковролин, он подкрался к тумбочке. Его взгляд задержался на безмятежно спящей жене. В голову пришла мысль, что он мог бы поцеловать её на прощание, как делал это в начале их отношений. Но это было шесть лет назад, сейчас они оба так не делают. С другой стороны, раз мысль в голову пришла, то почему бы и не поцеловать? Это ведь его жена, в конце концов. Но что-то как-будто его удерживало, словно противилась сама его душа. Он сам уже был не рад шальной мысли, которая ворвалась в его голову, и поставила выбор между чувством долга и чувствами настоящими.
Осознав, что он все это время он стоит в ботинках на ковролине, он быстро чмокнул жену в легкий пушок над верхней губой, и направился на выход. Жена довольно заулыбалась во сне.
«Не заслужила», — подумал Денис.
3
Такси уже стояло у подъезда. Ефимов, который хотел успеть покурить, чертыхнулся, и сел в машину.
— Здрасьте. Щурово? — уточнил таксист, крепко сложенный кавказец лет сорока.
— Здрасьте, ага, — буркнул Денис, и пристегнул ремень.
Машина тронулась.
— Началась вот эта вот хуйня. На работу едешь — темно, с работы едешь — темно. Весь световой день на работе проводишь, — сказал таксист.
— Ага, — буркнул Денис.
— Ноябрь, хули, — подытожил кавказец.
Следующие минут пять ехали молча. На светофоре таксист достал из бардачка пакетик с насваем, и закинул содержимое под губу. По радио ведущий новостей рассказывал про покушение вандалов на картину Гогена.
— Я вот их не понимаю, брат. Не хотят работать, времени много свободного, вот и занимаются хуйней. Вот тебе и прогрессивная Европа, а детей воспитывать так и не научились. Вот и вырастают такие. Вот че им Ван Гог сделал?
— Гоген.
— Да какая хуй разница, хоть Айвазовский, ты же понял меня.
— Понял. Да я сам их не понимаю, если честно. Говорят, что хотят так привлечь внимание к экологическим проблемам, но это ведь глупо, есть более действенные способы, без всяких порч картин. Может, это феминистки какие? Говорят они Гогена не любят. Типа он семью бросил, и ушёл к несовершеннолетней гаитянке, которую сифилисом умышленно заразил. Кто их поймёт…
— А мне кажется, они просто ебанутые. Их в карцер запереть надо, и заставить картину перерисовывать, и пока такая же не получится, говном их поливать.
— Справедливо, — согласился Денис, чтобы скорее закончить этот бессмысленный разговор.