Некоторое время я сидела за чтением, но строчки сливались, буквы разбегались, и я не могла понять прочитанного. Я сходила на кухню, где дремали мои домовые, которые приходили ночевать в дом, заварила чаю с дольками апельсина и вдруг подумала: а что, если появление паука – это не случайность?
Ректор Хотс искал меня – и очень может быть, что нашел до того, как мы с Аврелием растянули маскировочную сеть. Разумеется, он не будет убивать меня собственноручно – зато отправит в окрестности Итайна какую-нибудь редкостную дрянь, которая прекрасно с этим справится. Особенно, учитывая то, что после поражения на выпускном экзамене, я была настолько выбита из жизни, что могла и растерять часть своих боевых навыков.
Да, охранные вешки надо будет поставить завтра утром, они отрежут таких вот хищных красавцев на подходе.
А потом в Итайн может приехать, например, коммивояжер. Или агент по недвижимости. Или геологоразведчики. И они будут очень хорошо вооружены, сделают свое дело и растворятся, как сахар в крутом кипятке.
Мама будет плакать. А я этого не хотела.
Вернувшись с чайником и чашкой в спальню Виктора, я убедилась, что он спокойно спит, и снова села за стол. За письменным столом мне всегда очень хорошо и легко думалось – вот и сейчас я отпила чаю и снова принялась крутить в голове мысли о том, кто мог убить Моттона.
Анжен Моттон никогда не славился выдающимися магическими способностями. Да, кровное родство с ректором Хотсом дало ему некоторый минимум магических сил, но и только. Он выгонит из дома тараканов, но никогда не бросит ни боевого, ни исцеляющего заклинания. Что в нем прорезалось такого, чтобы убивать?
Если я найду ответ на этот вопрос, то постепенно выйду и на организатора. Только вот как все это выцепить?
Я убедилась, что Виктор крепко спит и дышит спокойно и ровно, и ушла в свою комнату – там я провела полчаса, перебирая свои вещи и пытаясь найти то, что было со мной в академии и могло сохранить хоть какую-то частицу ректора Хотса. И она нашлась в коробке, в которую я когда-то швырнула диплом, выданный мне, как милостыня – это была полновесная золотая крона, которую ректор вложил в книжку диплома.
Помедлив, я взяла ее в ладонь – золото тускло сверкнуло, словно говоря: вот я, здесь. Ты хотела отдать меня на благотворительность, но потом похоронила в этой коробке вместе с дипломом и своими мечтами. Поговорим?
Я закрыла глаза, и в темноте передо мной закружились бело-голубые сверкающие кольца заклинаний, то складываясь в печати, то рассыпаясь горстями искр. Заклинания ударялись в монету, пробуя оживить ее, выловить оттиск того, кто когда-то швырнул ее мне, пытаясь откупиться от собственной подлости. Хотс ведь был ректором, академия была в его полной власти – он мог бы открыть два места на кафедре, раз уж ему так горело пристроить племянника.
Но нет, он хотел меня уничтожить. И в чем-то у него получилось. Я выкинула магию из ума и души, я рухнула так, что не хотела подниматься.
Очередное кольцо заклинания ударило в монету, и она отозвалась – налилась живым теплом, окуталось облаком тумана. Я открыла глаза: теперь монета медленно кружилась у меня на ладони, и в тумане проступали очертания лиц тех, кто дотрагивался до нее прежде. Это были неразборчивые мутные наброски, но я знала, как сделать их четче и ближе.
Еще одно бело-голубое кольцо хлестнуло по золоту. Еще одно. Подумалось, что завтра я буду лежать в кровати и дышать через раз – да, наверно, стоило перенести все это на другой день, набраться сил. Я отправила третье кольцо заклинания, и лицо, которое выплыло из тумана, наконец-то обрело очертания.
Я увидела ректора Хотса. Немолодой, тощий, с каменно прямой спиной и цепким желчным взглядом, он смотрел мне в лицо так, словно мы вновь оказались в академии, и я, его студентка, стояла перед ним после подстроенного провала на экзамене, и земля уходила у меня из-под ног. Сейчас Хотс был настолько живым, что я даже не удивилась, когда он заговорил:
- Я рад, что ты поняла суть этого артефакта, Глория. Мне надо поговорить с тобой.
Глава 9
Я проснулся от того, что где-то вдалеке прошелестел стон. Тихий, едва уловимый, он заставил мои волосы подняться дыбом – я сел в кровати и позвал:
- Глория?
Никто не отозвался. Давно наступила ночь, за окном царила густая черно-синяя тьма. Я выбрался из-под одеяла, покачиваясь от наплывающих волн слабости, и, держась за стены, побрел из комнаты.
Стон повторился – он был наполнен болью. Я прибавил шага, понимая: случилось что-то плохое. Что-то очень плохое.
- Глория!
Дверь в комнату Глории была приоткрыта. Я сказал себе, что мне, возможно, мерещится после паучьего яда, и Глория просто отправилась спать. Не будет же она сидеть рядом со мной всю ночь, ей самой надо отдохнуть после всех ее подвигов. Я втащился в комнату, и меня окатило ледяной волной – Глория распласталась на ковре без сознания, чуть поодаль лежала полновесная золотая крона, а над монетой колыхался призрак мужчины с настолько отвратительной внешностью, что я поежился.