Самый вкусный пирог в мире (СИ)

Лицо Кавереллина дрогнуло, искажаясь ужасом. Громобой пролетел плавно и сильно, словно диск, который вырвался из руки дискобола – скользнул, срезая правую часть головы Кукловода, и рассыпался океаном красно-рыжих искр. Кавереллин качнулся и рухнул за диваном. Воздух наполнился алыми каплями, загустел – но порыв свежего ветра вымел тьму и гниль прочь.

С Кукловодом было покончено – сказав себе об этом, я почувствовала такую усталость, что едва удержалась на ногах.

Кругом царило свежее осеннее утро – пасмурное, но без дождя. Виктор со стоном осел на диван – я склонилась над ним, похлопала по щекам: муть утекала из его взгляда, с каждой секундой Виктор смотрел все яснее, а я смотрела на него и понимала, что готова так смотреть долго-долго, вечно.

- Глория, - выдохнул он. – Слава богам, ты жива.

- Жива, - я заглянула за диван и убедилась, что от Кавереллина осталась только груда пепла. Громобой всегда так срабатывает.

Бургомистр завозился на ковре, поднимаясь – увидел, что его гостиная разрушена, издал жалобный стон и, обернувшись в нашу сторону, спросил:

- Господа… Госпожа Шмидт, что же это такое? Что случилось?

Я ободряюще улыбнулась и ответила:

- Все в порядке. Все живы.

И сама удивилась тому, насколько спокойно прозвучали эти слова.

13.2

Виктор

Конечно, когда Глория расколотила зеркало направленным заклинанием, и мы вышли из дома бургомистра, приехала и полиция округа, испуганно звеня колокольчиками на экипажах, и маги, которых отправил Бруно, и люди в белых халатах поверх пальто из медицинской службы – но дело уже было сделано. Я шел, чувствуя, как ко мне возвращается ощущение собственного тела, и старался идти спокойно и ровно. Все кончилось. Глория взяла меня под руку – от нее так и веяло жаром сгоревших заклинаний и убитого врага.

- То есть, это… - бургомистр, который провожал нас, растерянно провел ладонью по лбу.

- Преступник во всекоролевском розыске, - ответила Глория. – Убийца. Вы и ваша семья должны были стать живым щитом для его спасения.

Бургомистр даже икнул от таких новостей – должно быть, представил, как жена и дети встают перед Кавереллином покорными куклами, которые даже помыслить не могут о сопротивлении, просто идут отдавать свою жизнь. Мимо нас пробежало трое молодых людей в одинаковых темно-серых пальто – от парней так и веяло магией. Вот и помощь от Бруно пришла – лучше поздно, чем никогда… Они поднялись по ступенькам и, обернувшись, я с удовольствием заметил, какими растерянными сделались их лица.

Так-то, ребята. Здесь работал профессионал.

- А он точно не встанет? – с искренним ужасом осведомился бургомистр. Глория одарила его тонкой улыбкой светской красавицы и ответила:

- Там уже нечему вставать. Не волнуйтесь, я профессионал.

- Да я вижу, вижу, - замахал руками бургомистр, и я с нервным внутренним смешком подумал, что он готов нагрешить в штаны от облегчения. Надо же, в провинциальном городке, и такая дрянь! – Ох, повезло нам, что вы здесь, госпожа Шмидт! Век будем за вас богов молить!

- Я здесь, - ответила Глория. – И никуда не денусь.

Бургомистр вздохнул, прижав ладонь к груди. Зеваки смотрели на нас с восторженным ужасом, и я подумал, что об этой ночи они будут рассказывать своим внукам. Да тут и правда было, о чем рассказать.

- Смотри, - Глория вдруг замедлила шаг и перевела взгляд куда-то вверх. – Снег пошел.

В воздухе и правда закружились мелкие снежинки – тихие, невесомые. Я по-детски раскрыл рот, подхватил одну из них: она растаяла на языке прохладным вкусом детства и мечты. А скоро новый год, и мой ресторан откроет двери… Глория сунула руку в карман, вынула что-то маленькое и протянула мне: я увидел на ее ладони шкатулку и понял, что там.

- Вот, вытащила из его сюртука, когда убеждалась, что он мертв, - негромко промолвила Глория. – Это твое, Виктор.

Я взял шкатулку, покачал в руке. Мое прошлое смотрело на меня, и я знал, что сегодня расстанусь с ним навсегда.

У меня был отец – мужчина, как и у всех, но сегодня я окончательно вытряхнул из души все, что болело и жгло меня по этому поводу. У меня была мать – прекрасная сильная женщина, которая сделала меня тем, кто я есть. У меня было прошлое – и оно уже не имело надо мной власти.

Но я все-таки открыл шкатулку и увидел старую серебряную пуговицу. Теперь это была просто пуговица, не больше. Все, что можно было изменить и исправить, мы исправили и изменили. Теперь нам оставалось только идти дальше своей дорогой.

- С ней можно что-то сделать? – спросил я, и Глория поняла меня без объяснений и лишних разговоров. Она мягко провела ладонью над пуговицей, и серебро дрогнуло, рассыпаясь каплями. Вскоре над нами взлетела серебряная бабочка, рассыпая бледно-голубую пыльцу, и, пролетев над толпящимися зеваками, присела на шапку девочки лет трех и застыла изящной брошью. Отец в пальто поверх пижамы держал дочь на руках и с улыбкой что-то объяснял ей. Девочка улыбалась в ответ.

- Виктор, друг мой!