Самый жаркий день лета

Лейла провела в приготовлениях не меньше двух часов. Для суда она выбрала костюм темносинего цвета с зауженными книзу брюками, но поначалу он показался слишком жестким и тесным: пока она ходила по комнате, он давил и натирал в самых неподходящих местах. Лейла работала из дома все пять месяцев, лишь изредка совершая вылазки в офис по выходным, и внезапное возвращение к деловой одежде добавляло тяжести происходящему. Лейла заколебалась, не сменить ли наряд на более удобный, но тогда она приехала бы в суд не заранее, а просто вовремя — и тогда существовал риск опоздать к началу, что и вовсе недопустимо, ведь ей следовало показать себя с самой лучшей стороны.

В такси по дороге в суд Лейла почувствовала неприятный спазм в животе: знакомая боль в предверии общения с государственной машиной. Всю жизнь власти представлялись ей драконом, с которым приходится сражаться, которого необходимо побеждать. Она вспомнила, как выступала в суде по семейным делам, отстаивая свое право опекать Ясмин. Обращение, с которым столкнулась Лейла, — внезапные смены дат заседаний, указания поехать за каким-то несуществующим документом в Манчестер, бессмысленная карусель бюрократических коридоров — угнетало и лишало всякой надежды. А теперь в этом шапито будет решаться ее собственная судьба: абсурдная, неповоротливая махина выберет, стоит отправить ее в тюрьму или признать невиновной.

Прибыв к Лондонскому королевскому суду, Лейла вошла в вестибюль и вытерпела досмотр охраны. Само здание состояло из двух корпусов. Парадная часть поражала величественным фасадом, просторными коридорами и стрельчатыми окнами в пол, которые приводили Лейлу в восторг. Хотелось рассмотреть их поближе, а то и зарисовать. Задний, новый корпус представлял собой серое убожество с пыльными лестницами, как в бедных муниципальных школах. Именно тут Лейле предстояло сидеть в ожидании заседания, глубоко дыша, чтобы унять дрожь. К ней подошел пристав и кивнул: полный серьезности сигнал, что испытание началось. Лейла зашагала вслед за ним в зал заседаний и села в кабину для обвиняемых — тесный отсек из пуленепробиваемого пластика. От вида судейского стола напротив на глаза навернулись слезы. Лейла много раз представляла себе, как будут проходить заседания, но не ожидала, что почувствует себя настолько маленькой и беспомощной. Оглядевшись, Лейла мысленно составила схему расположения мест в зале. Свидетельская трибуна была от нее справа, а места для присяжных — слева; они стояли друг напротив друга. Между ними размещались столы для юристов и поверенных. Клара Пирсон, адвокат Лейлы, уже заняла самое ближнее к присяжным место и спокойно изучала содержимое папки с документами. За спиной Лейлы, на балконе, находились места для посетителей. Интересно, пришла ли Ясмин?

— Встать, суд идет! — объявил пристав.

В зал вошел судья Уоррен, костлявый мужчина с тонкими губами, которые почти сливались по тону с кожей лица. Светло-серые глаза-бусинки обрамляла толстая круглая оправа очков. Но голос у него оказался неожиданно басовитым, будто он позаимствовал его у другого человека. Судья пригласил в зал коллегию присяжных, которые молча заняли свои места.

Лейла начала рассматривать женщин в жюри, инстинктивно подмечая, кто из них может иметь детей и затаить предубеждение против нее. Иногда она глупо себя чувствовала, оказываясь в компании женщин, обсуждающих целый дивный мир, к которому Лейла не была допущена. Рядом с мамашами она чувствовала себя холодной рептилией, неспособной к гибкости и чувствам. И каждый раз ей вспоминалось мельком прочитанное социологическое исследование 2019 года, уверявшее, что незамужние бездетные женщины оказались самыми счастливыми членами общества. Однако матери всегда выступали единым фронтом, всегда были эти «мы» против «них», имеющие детей порицали не имеющих, которые взамен владели свободным временем, собственным стабильным доходом, свободой, наконец. Пусть даже женщины с детьми не выражали зависть в открытую, но Лейла постоянно замечала их тайное осуждение. Она вспомнила, как по «Фейсбуку» расползся вирусный пост одной женщины, которая написала, что ненавидит незамужних девушек, которые слоняются по Диснейленду в неприлично коротких шортиках и вечно толкутся в очереди за мороженым. До чего же общество оказалось жестоко к бездетным женщинам. «Таким, как я», — подумала Лейла. Неужели присяжные тоже осудят ее за грех бездетности?