Самый жаркий день (СИ)

— К стене не позволим, Ваше Сиятельство, так не делается, ведь тогда будет легко перестрелять. Смотрите: супостаты сейчас доведут апрош до последнего поворота и будут копать его уже вдоль стены. Суть его в том, чтобы штурмующие могли безбоязненно подойти к самим куртинам, оставаясь под обстрелом как можно меньше времени. Поэтому и начинают уже крыть сверху, чтобы спрятать перемещения.

— Но ведь штурм от стен мы отразим легко.

— Ох, Ваши бы слова — да Ему в уши! Врага надо бить, когда он подходит, тогда и картечь особенно полезна. Под саму стену стрелять сложно, особенно пушкам. И солдаты будут вынуждены высовываться, подставляться под пули. Хотя эти голодранцы больше стрелами. Вот не думал, что буду под стрелами стоять! Пренеприятно, скажу я Вам. Под пулями атаковал, под ядрами стоял, а вот эта древность раздражает. Никакой славы, чтобы сгинуть от палки острой!

Офицер оказался полностью прав в том, что апрош вплотную к стене так и не приблизился, зато прошел вдоль нее по всей западной стороне с поворотом на южную. Тогда работы остановились, и генерал отдал команду пребывать в постоянной готовности.

— Скоро будет жарко! — весело восклицал он, обходя простых солдат. — Жаркий денек предстоит, братушки!

«Братушки» с его прононсом звучало очаровательно и мило.

— Самый жаркий день будет, Ваше Высокопревосходительство, — отвечал ему седой унтер. — Ничего, охладимся к вечерку!

Но штурма не было еще два дня, и мне даже стало казаться, что хан так и не решится посылать своих людей в атаку. В таком успокоении я пребывала, пока не зазвучали тревожные горны. Им вторил грохот барабанов. Воины бросились к своим местам: кто-то на стены, кто-то к воротам, а часть плутонгов приготовилась сменять уставших или погибших. Меня никто не смог остановить от возможности созерцать атаку из этих самых апрошей, даже Тимофей лишь попросил быть осторожнее.

А зрелище было коварным. Из глубокой щели в земле выскакивали хивинцы, хватали приготовленные втайне лестницы и бросались к стене. Тут-то и стало понятно, почему офицеры так опасались сей фортификации: врагу оставалось преодолеть каких-то полсотни саженей, а не пятьсот, как ранее. Пространство перед куртинами вмиг заполнилось людьми в халатах, размахивающих саблями, а от домов уже выступили стрелки, готовые сбить любого высунувшегося из-за зубца. Артиллерия полковника Петрова оказалась почти бесполезна против штурмующих, поэтому взяла себя целью именно лучников и редких обладателей ружей.

Стрел, кстати, все привыкли опасаться больше пуль, ибо последние летели куда угодно, только не в цель, ведь выпускали их из разбитых фузей, помнящих еще времена Петра Великого. А вот забытое, казалось бы, оружие оказалось чрезвычайно опасным, и первые раненые уже потянулись в лекарскую палатку. Убитых просто сносили вниз и складывали под стеной. Таких было пока не слишком много, но и бой только начался. Команды офицеров уже почти не слышны были в грохоте выстрелов, криках солдат, зашедшихся в азарте, подбадривающих себя, орущих от боли, от страха, от ненависти.

Я видела, что хивинцы сподобились установить сразу пять лестниц, но три из них наши воины сумели быстро оттолкнуть заранее приготовленными шестами. Узбеки, оставшиеся на них, орали от ужаса и бессилия, готовясь принять свою судьбу при падении, некоторые спрыгивали сами прямо на головы стоящих внизу товарищей. До края стены пока никто доползти не смог, стрелки на башнях метким огнем сбивали врагов, но все новые лезли в каком-то безумном остервенении. Защитникам же стало полегче: Петров и его артиллеристы несколькими залпами картечи разогнали лучников.

Возле одной из приставленных лестниц, которую никак не удавалось сбросить, я приметила майора Кульмина. Он стоял с уже разряженным револьвером и держал наизготовку тяжелый кавалерийский палаш. Вид офицер принял бравый и несколько отрешенный. Позер! Зато, едва появилась между зубцами голова в тюрбане, одним коротким, но лихим движением майор рубанул по ней, отправив смельчака-хивинца в полет. Тут же рядом пристроились три казака со своими шашками, готовые принять любых гостей.

Мой Свет в такой свалке оказался не совсем полезным. Вокруг было слишком много людей, одурманенных больше кровью, чем страхом. Ударив широкой волной, я не добилась почти ничего, может, только неуверенность во врагов вселила. Попыталась сосредоточиться на отдельных людях, но быстро стала уставать, а единичные паникующие в такой толпе просто терялись. Еще я чувствовала, что не готова озарять в полную силу, будто что-то сдерживает меня, требует сохранить применение таланта на самый крайний случай. Однако моя помощь пока и не требовалась, русское войско и само справлялось с жестоким штурмом. Он продолжался не меньше двух часов, и все же завершился нашей полной победой. Узбеки отступили, забрав с молчаливого согласия осажденных тела убитых и раненых.

— Добрый бой был, — устало сказал подошедший Александр Павлов.

Вид у него был уставший, мундир пропитан потом, украшен грязными разводами, но держался кавалерист-девица бодро.