Сан-Андреас

— Его заглушает шум ветра. Я его точно слышал. В северо-восточном направлении. Я абсолютно уверен в том, что лётчик думает, будто мы его не услышим. Спутаем с завываниями ветра. Видимо, на этот раз они очень осторожны или чего-то боятся. Они вынуждены считаться с возможностью, что мы можем прорваться к какому-нибудь порту на Шетлендах. Можно представить, как всё произойдет. Перед рассветом подводная лодка поднимается на поверхность и вызывает «фокке-вульф». Лётчику, вне всякого сомнения, приказывают держаться вне поля видимости и слышимости.

Он так и делает, пока не получает сообщения от подлодки о том, что мы неожиданно сменили курс. Вот тогда он и появляется.

— Чтобы покончить с вами, — произнёс Нейсбай.

— Ну уж, розовых лепестков они кидать не будут. Это точно.

— Значит, вы считаете, что ни бомбардировщики-торпедоносцы, ни пикирующие бомбардировщики, ни «штуки» нами заниматься не будут?

— Нет, не будут. Они не смогут оказаться здесь в нужное время.

Прилететь раньше и болтаться в воздухе без дела они тоже не могут.

Единственный самолёт, который может весь день крутить над одной местностью, если в этом есть необходимость, — «кондор». Причём может прилететь не один самолёт, а несколько. Не забывайте, что мы — очень важная цель.

— Такой способностью, боцман, как у вас, — успокаивать людей и вселять в их души надежду, — обладают немногие, — с унылым видом произнёс Ульбрихт.

— Присоединяюсь к вашему мнению, — сказал не менее тоскливым голосом Нейсбай.

— Вы что, желаете, чтобы я все секреты держал при себе, да? Но вам болтать не следует. Зачем распространять печаль и уныние, в особенности если мы знаем, что надо делать в таких случаях.

— Изображать счастливую невинность, так, что ли? — спросил Нейсбай.

Маккиннон кивнул.

— Ну, это мы можем.

Вскоре после полудня, когда они проходили мимо череды небольших, скрытых туманом островов, которые Маккиннон назвал Скерриз, боцман вместе с Ульбрихтом спустился вниз, оставив на мостике Нейсбая и Макгигана. Снег, напоминавший скорее дождь, а не снег, прекратился, но не совсем. Ветер тоже стих. Видимость, если уместно было использовать это слово, составляла две — четыре мили. Облачность протянулась на высоту да двух тысяч футов, и там, где-то за её пределами, парил «кондор». Маккиннон больше его не слышал, но он ни на мгновение не сомневался в том, что он всё ещё там.

Капитан и Кеннет сидели на своих постелях. Боцман провёл с ними и с Маргарет Моррисон почти весь день. Все старались быть спокойными, но в атмосфере чувствовалась напряжённость ожидания. Было бы лучше, подумал про себя Маккиннон, если бы они знали, что за облаками за нами ведет наблюдение «кондор».

В столовой он разыскал Паттерсона и Синклера.

— Что-то сегодня на удивление спокойно, — сказал Синклер. — Как вы считаете, боцман?

— У нас ещё долгий путь впереди. — Интересно, подумал он, как среагирует доктор, если узнает о «кондоре». — Погода на нашей стороне. Снег, плохая видимость — не туман, но плохая. Низкая облачность.

— Звучит многообещающе. Может быть, мы ещё коснемся земли Хэппли-Айлз?

— Будем надеяться. Кстати, раз вы упомянули об этих островах, вы сделали все необходимые приготовления для переправки на них ваших тяжелораненых, когда мы будем проходить мимо?

— Да. Нет проблем. Лежачий больной только один — Рафферти. Затем четыре человека из Мурманска: двое с ранениями ног, двое — с отморожениями. Всего пять человек.

— Хорошо. Мистер Паттерсон, а эти два негодяя, Маккриммон и Симмонс, или как там его. Когда будем отправлять их на берег, их придется связать — ну, хотя бы руки за спиной.

— Правда, неизвестно, будет ли у нас шанс отправить их на берег. Они будут оставаться на судне до конца. И будут отправлены на берег, только когда корабль пойдет ко дну. Хоть они и преступники, преступники разной категории, они всё же люди.

— Пожалуйста, не надо об этом, — взмолился Синклер.

— Конечно, сэр. Как их кормят? Впрочем, это меня мало волнует.

— Оно и заметно, — съязвил Синклер. — Я их видел. Симмонс говорит, что потерял аппетит, а у Маккриммона лицо так разбито, что он от боли не может есть. Он говорит с трудом. Похоже, боцман, вы ударили его кувалдой.

— И не лью по этому поводу слезы.

Маккиннон поднялся и, прежде чем уйти, бросил:

— Пойду облегчу судьбу Нейсбаю.

— Часа два, — сказал Маккиннон. — Может быть, даже меньше, если мне удастся найти гряду низких облаков, снега и даже тумана. Чего угодно, лишь бы это дало нам возможность исчезнуть. Кто-нибудь из вас с мистером Джемисоном будет в это время в машинном отделении?

— Скорее всего, мы оба там будем, — со вздохом произнёс Паттерсон. — Можно только надеяться, что это сработает, боцман.

— Это единственное, что нам остается, сэр.

Вскоре после трёх часов дня, находясь с Нейсбаем и Ульбрихтом на мостике, Маккиннон принял решение двигаться дальше.

— Этого видеть мы не можем, — сказал он, обращаясь к Ульбрихту, — но мы действительно находимся напротив южной оконечности Брессау?

— Я бы так и сказал. Прямо назад от нас.