— Клянусь телом Христовым! — воскликнул Микеле, с трудом переваливаясь через борт. — Еще немного, и я бы посрамил старуху Нанно с ее пророчеством, да еще по милости старого друга Пальюкеллы! Но, кажется, верно, что тот, кому суждено умереть на виселице, в воде не утонет. И все-таки благодарю вас, генерал. Мы, можно сказать, играем в спасение друг друга. Только что вы неплохо выиграли, так что теперь опять должок за мной! Да уж ладно, займемся-ка этим храбрецом.
Понятно, что говорил он о Пальюкелле. Тот был без сознания и в крови от двойной раны: пуля пробила ему бедро навылет, не затронув кость.
Сальвато решил, что лучше всего — как можно быстрее грести к Кастель Нуово и передать Пальюкеллу, обнаруживавшего несомненные признаки жизни, в руки врача.
Причалив к подножию крепостной стены, они увидели ожидавшего их человека. То был доктор Чирилло, который прошлой ночью просил убежища в Кастель Нуово.
Он с берега следил за всеми подробностями только что разыгравшейся драмы и, как deus ex machina, явился к развязке.
Теплые одеяла, растирание водкой с камфорой и вдувание воздуха в легкие скоро привели Пальюкеллу в чувство, так что он мог рассказать о чудовищной бойне, в которой чудом уцелел.
Только окончил он свой рассказ, убедивший патриотов, что им остается лишь защищаться до последней капли крови под укрытием фортов, только доктор Чирилло успел перевязать у Палыокеллы рану на бедре — тот прежде и не почувствовал ее из-за холодной воды, а главное, ввиду грозившей ему смерти, — как прибежал вестник и сообщил, что Бассетти, атакованный в Каподикино отрядами Фра Дьяволо и Маммоне, вынужден был в беспорядке отступить и, яростно преследуемый врагами, вошел обратно в городские ворота.
По слухам, лаццарони-роялисты миновали улицу Студи и находились уже на площади Спирито Санто.
Сальвато схватился за ружье, Микеле тоже; в сопровождении двух или трех патриотов они вышли из Кастель Нуово и на площади Кастелло забрали с собою еще несколько человек. Микеле со своими лаццарони, стоявшими лагерем на улице Медина, бросился на Ломбардскую улицу, чтобы прорваться на улицу Толедо немного не доходя до Меркателло; Сальвато же повернул к Сан Карло и обогнул церковь святого Фердинанда, намереваясь соединиться с людьми Бассетти, которые, по слухам, бежали на улицу Толедо, крича об измене. Он отправил нарочных к патриотам, засевшим в монастыре святого Мартина, с приказом спуститься с горы и поддержать его своими силами, а затем поспешно двинулся на улицу Толедо, где действительно слышны были крики и царили смятение и замешательство.
Некоторое время отряд Сальвато продвигался против течения, врезаясь в поток обезумевших беглецов. Но, увидев красивого молодого человека с непокрытой головой, развевающимися кудрями, державшего в руке ружье, юношу, который ободрял их, говоря на понятном им языке, и призывал к сопротивлению, республиканцы устыдились охватившей их паники, остановились и решились оглянуться назад.
Санфедисты преграждали улицу внизу, там, где начинался подъем Студи; в первых рядах были видны Фра Дьяволо в своем нарядном и живописном одеянии и Гаэтано Маммоне в куртке и штанах, какие носят мельники, некогда белых и осыпанных мукой, а ныне красных и мокрых от крови.
При виде этих двух страшных народных вожаков, грозы Терра ди Лаворо, патриоты заколебались. Но, по счастью, в этот миг через Ломбардскую улицу прорвался отряд Микеле, а на улице Инфраската послышалась стрельба. Фра Дьяволо и Маммоне подумали, что слишком далеко ушли вперед от своих, и, вероятно плохо осведомленные о диспозиции войск кардинала и не зная о разгроме Скипани, приказали отступить.
Но две-три сотни людей они оставили в Бурбонском музее, где те прочно укрепились.
С этой превосходной позиции, которую не догадались занять патриоты, они господствовали над спуском Инфраскаты, над подъемом Студи, продолжающим улицу Толедо, и над площадью Пинье, через которую могли сноситься с кардиналом.
Впрочем, дойдя до imbrecciata делла Санита, Фра Дьяволо и Гаэтано Маммоне остановились, заняли дома по обеим сторонам улицы и установили батарею вблизи улицы Калче.
Сальвато и Микеле были недостаточно уверены в своих людях, слишком утомленных двухдневным сражением, чтобы атаковать столь прочную позицию врага, как Бурбонский музей. Они остановились на площади Спирито Санто, забаррикадировали подъем Студи и маленькую улочку, ведущую к воротам дворца, а на улице Святой Марии Константинопольской выставили пост в сто человек.
Сальвато приказал овладеть монастырем того же имени, который стоял на возвышении и господствовал над зданием музея; но среди шести-семи сотен человек, которыми он командовал, не нашлось и полусотни вольнодумцев, кто осмелился бы совершить подобное кощунство, настолько укоренились в душах патриотов некоторые предрассудки.