Сан Феличе. Книга 2

— Да, но он муж арестантки, о которой так заботится его величество, что она только чудом еще жива. Если бы у кавалера был влиятельный покровитель, он прежде всего спас бы жизнь своей жене.

— Именно потому, что ему отказали или откажут в большой милости, при дворе рады будут оказать ему ничтожную услугу.

— Пусть бы Господь Бог вас не услышал!

— Это почему же?

— Потому что меня больше устроило бы служить вам, чем королю Фердинанду.

— Ну, знаешь, — сказал, смеясь, капитан Скиннер, — я не хочу с ним соперничать!

— О капитан, вы не будете с ним соперничать, я подаю в отставку еще до назначения.

— Возьмите его, капитан, — вступил Джованни. — Тонино — славный малый. Он с самого детства рыбачит, значит, из него выйдет добрый матрос. Я за него в ответе. Мы все будем рады, если увидим его матросом.

— Да! Да! Да! — загалдели матросы. — Верно!

— Капитан, — сказал Тонино, приложив руку к сердцу, — даю честное слово сицилийца, если ваша милость согласится на мою просьбу, вы будете мною довольны.

— Пожалуй, приятель, — отвечал капитан, — я готов, потому что ты, как мне кажется, добрый малый. Но я не хочу, чтобы люди говорили, будто я вербовщик и нанял тебя в пьяном виде. Развлекайся с товарищами сколько тебе угодно, но вечером отправляйся домой. Поразмысли хорошенько за ночь и за завтрашний день, а если к вечеру не передумаешь, возвращайся; тогда и договоримся.

— Да здравствует капитан! — воскликнул Тонино.

— Да здравствует капитан! — повторил весь экипаж.

— Вот вам четыре пиастра, — продолжал Скиннер. — Отправляйтесь на берег, пропейте их, проешьте, это меня не касается. Но чтобы к вечеру все были на месте и чтобы не было видно и следа выпитого. Идите.

— А как же шхуна, капитан? — спросил Джованни.

— Оставь двух вахтенных.

— Да ведь никто не захочет оставаться, капитан!

— Киньте жребий, и те, кто вытянет, получат в утешение по пиастру на брата.

Кинули жребий, и два матроса, кому он выпал, получили по пиастру.

К девяти часам вечера все вернулись на борт, как велел капитан, только слегка навеселе.

Капитан произвел смотр экипажу, как делал, по обыкновению, каждый вечер, потом подал знак Джованни следовать за ним в капитанскую каюту.

Через десять минут на борту "Ранера" все, кроме двух вахтенных, крепко спали.

Джованни проскользнул в капитанскую каюту, где его ожидали Скиннер с помощником капитана. Оба, казалось, горели нетерпением.

— Ну, как? — спросил Скиннер.

— Он наш, капитан.

— Ты уверен?

— Так уверен, будто уже видел его в списке экипажа.

— И ты думаешь, что завтра?..

— Завтра в шесть часов вечера он подпишет, это так же верно, как то, что меня зовут Джованни Каприоло.

— Дай Бог! — пробормотал капитанский помощник. — Значит, половина дела будет сделана.

И действительно, на следующий день, как обещал Джованни и как уже было сказано в первых строках этой главы, поспорив для видимости о сумме жалованья, которая по его особому требованию была внесена в договор, Тонино Монти, холостой, совершеннолетний, завербовался на три года матросом на судно "Ранер" и получил вперед деньги за три месяца, готовый нести полную ответственность перед законом, в случае если не сдержит своего слова.

CLXXXIX ГЛАВНЫЙ ТЮРЕМЩИК

Не успел новичок — с некоторым трудом, но все же разборчиво — подписать договор о найме, как в каюту вошел матрос, держа конверт с бумагами, которые доставил посланный от кавалера Сан Феличе; матросу строго-настрого велено было передать их капитану Скиннеру из рук в руки.

Уже с полудня по городу пошел слух, что у герцогини Калабрийской начались родовые схватки. Хозяева шхуны были слишком заинтересованы в этом событии и потому были поставлены в курс дела одними из первых; скоро по колокольному звону и выставлению святых даров они догадались, какие страхи переживает двор; наконец петарды и фейерверк дали им знать о счастливом исходе дела, в некотором роде связанного с судьбой узницы.

Поэтому капитан Скиннер сразу понял, что в конверте содержится — каково бы оно ни было — решение короля.

Он сделал знак Сальвато, и тот, взглянув на договор, сказал Тонино, что все правильно, взял документ и спрятал его в кармане.

Тонино, в восторге от того, что наконец-то стал законным членом судовой команды, побежал на палубу.

Оставшись одни, Сальвато и его отец поспешили вскрыть конверт: там лежало прошение Луизы, разорванное на восемь или десять кусков.

Как мы знаем, это означало: "Король оказался безжалостным".

Но, кроме клочков прошения, в конверте оказались две другие, целые бумаги.

Сальвато развернул первую, исписанную почерком кавалера.

Там содержалось следующее: