Французы разбиты австрийцами и русскими в Италии, в Швейцарии, на Рейне и даже нашими верными крестьянами из Абруцци, Апулии и Терра ди Лаворо.
Французов бьют те, кто их не боится; все прошлые их победы достигнуты за счет предательства и подлости. Итак, мужайтесь, мои храбрые сицилийцы! Я иду впереди вас, вы будете сражаться у меня на глазах, и я сам вознагражу достойных. Тогда мы сможем гордиться тем, что споспешествовали поражению врагов Бога, трона и общества.
Фердинанд Б.
Палермо, 15 мая 1799 года».
Таковы были события, приведшие к снятию блокады Неаполя и к исчезновению из залива английского флота, за исключением трех судов.
В постскриптуме письма Каролины к кардиналу Руффо, датированного 17 мая 1799 года, сообщается, что десять из этих судов уже находятся в виду Палермо.
«17 мая, после обеда.
P.S. К нам пришло известие, что из Неаполя и Капу а выведена вся французская армия и только пятьсот французов осталось в замке Сант 'Эльмо. Я в это нисколько не верю: наши враги слишком умны, чтобы оставить забытыми в нашем окружении пятьсот человек. Что они эвакуировали Капуа и Гаэту — в это я верю, что они занимают хорошие позиции — в это я также верю. Относительно замка делл 'Ово утверждают, что он охраняется тремя сотнями калабрийских студентов. Словом, вот Вам добрые вести, если еще учесть, что десять английских судов находятся уже в виду Палермо и можно надеяться, что этой ночью или завтра утром все они прибудут. Итак, самая грозная опасность миновала. Мне хотелось бы, чтобы мое письмо стало крылатым и как можно скорее принесло эти добрые вести Вашему преосвященству, снова уверив Вас в нашем постоянном высоком уважении и вечной благодарности, с которой я навсегда остаюсь Вашим истинным другом.
Каролина».
Может быть, читатель, думая, что я забыл о двух главных героях нашего повествования, спросит меня, что делали они в дни этих страшных событий? Они делали то, что в бурю делают птицы: они укрывались под сенью своей любви.
Сальвато был счастлив.
Луиза старалась быть счастливой.
К сожалению, Симоне и Андреа Беккеров не коснулась амнистия праздника Братства.
CXXXIV. МЯТЕЖНИК
Однажды утром Неаполь содрогнулся от грохота пушки.
Как мы уже говорили, на неаполитанском рейде осталось всего лишь три сторожевых судна. В их числе была и «Минерва», которой в прошлом командовал адмирал Ка-раччоло, а сейчас командовал немецкий капитан граф фон Турн.
До республиканского правительства дошли слухи о появлении в Средиземном море французского флота, и Элеонора Пиментель широко оповестила население через свою газету «Партенопейский монитор», что этот флот движется на помощь Неаполю.
Караччоло, в конце концов безоглядно принявший сторону Республики (как все честные и мужественные люди, он ничего не делал наполовину), решил воспользоваться уходом большинства английских кораблей и попробовать вернуть острова, которые Спецьяле уже успел уставить виселицами.
Он выбрал прекрасный майский день, когда море сияло спокойной гладью, вышел из Неаполя под прикрытием батарей, расположенных в фортах Байи и Милисколы, велел своему левому флангу атаковать английские суда, а сам напал на графа фон Турна, командовавшего, как было сказано, фрегатом «Минерва» — когда-то его, Караччоло, кораблем.
Именно это нападение на судно, носящее королевский флаг, и послужило впоследствии главным обвинением против Караччоло.
К несчастью, задул юго-западный ветер, противный для канонерских лодок и мелких судов Республики. Караччоло дважды пытался взять «Минерву» на абордаж, и оба раза она ловким маневром ускользала. Корабли его левого фланга — ими командовал бывший комендант Кастелламмаре, тот самый, что сохранил для Республики три судна и, хотя его тоже звали Де Симоне, он не имел никакого отношения к носившему это имя сбиру королевы, — корабли эти уже готовы были овладеть Прочидой, как вдруг ветер, поднявшийся во время сражения, перешел в бурю и маленькая флотилия была вынуждена повернуть назад и возвратиться в Неаполь.
Это сражение принесло величайший почет Караччоло и стало триумфом для его людей; оно происходило на глазах у неаполитанцев, которые высыпали из города и усеяли берега у Позиллипо, Поццуоли и Мизены; женщины, не посмевшие выйти за городские ворота, глядели с балконов своих домов. Битва длилась целых три часа, и Караччоло причинил англичанам немалый ущерб, сам потеряв лишь пятерых матросов убитыми, что было истинным чудом. Правда, надо сказать, что национальное самолюбие, а главное, статьи в «Партенопейском мониторе» непомерно раздули значение этой перестрелки, но людям просто необходимо было поверить в свою способность бороться с англичанами. Весть о мнимой победе республиканского флота дошла до Палермо и еще усилила ненависть королевы к Караччоло, дав ей оружие против него перед лицом короля, ведь отныне Караччоло стал мятежником, стрелявшим в знамя своего повелителя!