— Боритесь, боритесь! Тебе легко так говорить. А я не воин, Бог не создал меня для борьбы. У меня нет ни мужества, ни упорства, необходимых бойцам. Я человек чувств, развлечений, у меня доброе сердце, которое делают дурным, мучая его и ожесточая. Их там трое или четверо, кто борется за власть, оспаривая друг у друга одни — корону, другие — скипетр. Я им не препятствую. Скипетр, корона — это мой крест, трон — моя Голгофа. Я не просил Бога сделать меня королем. Я люблю охоту, рыбную ловлю, лошадей, красивых девушек, и нет у меня иных притязаний. Располагая рентой в десять тысяч дукатов и свободой жить как мне захочется, я был бы счастливейшим человеком на земле. Но увы! Под предлогом, что я король, мне не дают ни минуты покоя. Это было бы понятно, если бы я действительно управлял страной. Но ведь, прикрываясь моим именем, правят другие. Эти другие затевают войну, а я получаю все удары; эти другие совершают ошибки, а я обязан их исправлять. Ты просишь у меня отставки, ты прав. Но ведь это у других ты должен ее просить: ты им служишь, а не мне.
— Вот потому-то, желая служить королю, а не другим, я хочу вернуться к той частной жизни, которой так жаждет ваше величество. Государь, я в третий раз умоляю ваше величество соизволить принять мою отставку. Наконец, я заклинаю вас словом, которое вы мне дали вчера.
И Караччоло протянул королю в одной руке прошение, в другой — перо.
— Ты этого хочешь? — спросил король.
— Государь, я вас умоляю.
— А если я подпишу, куда ты отправишься?
— Вернусь в Неаполь, государь.
— Что ты будешь там делать?
— Служить моему отечеству, государь. Неаполь в таком положении, что он нуждается в уме и мужестве всех своих сыновей.
— Караччоло, берегись того, что ты будешь делать в Неаполе!
— Государь, я постараюсь остаться честным человеком и добрым гражданином, каким был до нынешнего дня.
— Ну, это твое дело. Ты все еще настаиваешь? Караччоло молча указал Фердинанду на часы, лежавшие на столе.
— Упрямая голова! — воскликнул король с раздражением. И, взяв перо, он написал внизу, под прошением:
«Согласен, но пусть кавалер Караччоло не забывает, что Неаполь во власти моих врагов».
И подписал, как обычно: «Фердинанд Б.» 21
. Караччоло бросил взгляд на три строчки, начертанные королем, сложил бумагу, положил ее в карман, почтительно поклонился Фердинанду и уже готовился выйти, но король удержал его:— Ты забыл свои часы.
— Эти часы были подарены не адмиралу, они принадлежат лоцману. Государь, вчера не существовало лоцмана; сегодня больше не существует адмирала.
— Но я надеюсь, — сказал король с достоинством, которое время от времени, как вспышка молнии, проявлялось в нем, — надеюсь, что их примет друг. Возьми эти часы и, если когда-нибудь ты будешь готов предать своего короля, взгляни на портрет того, кто их тебе дал.
— Государь, — ответил Караччоло, — я больше не состою на службе у короля; я простой гражданин и сделаю то, что прикажет мне родина.
И он вышел, оставив Фердинанда не только в огорчении, но и в задумчивости.
На другой день состоялись похороны принца Альберто; согласно приказу короля, они прошли без торжественного церемониала — как погребение всякого другого ребенка.
Тело было перенесено в склеп дворцовой часовни, известной под названием часовни короля Рожера.
CIV. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО В ПАЛЕРМО
По приезде в Палермо король, прежде чем составить кабинет министров, тотчас составил себе партию в реверси.
К счастью, как и думал Фердинанд, герцог д'Асколи, о котором он не позаботился, покидая Неаполь, нашел средство приехать на Сицилию, движимый чистосердечной и постоянной преданностью — его главной добродетелью, за которую, впрочем, король был ему благодарен не более, чем Юпитеру за его верность.
Герцог д'Асколи пришел к Караччоло с просьбой взять его на корабль, и, так как адмирал знал, что д'Асколи — самый лучший и бескорыстный из всех друзей короля, он сразу же дал герцогу согласие.
Поэтому среди тех, кто в первый же вечер по приезде пришел засвидетельствовать ему свою преданность, Фердинанд увидел своего товарища по бегству из Альбано. Однако присутствие герцога нисколько не удивило короля, и, вместо приветствия, он сказал лишь: «Я знал, что ты найдешь средство приехать».
Мы помним, что в числе магистратов, явившихся на поклон к королю, был его старый знакомый президент Кардилло, который, приезжая в Неаполь, всегда имел честь один раз обедать у короля; зато и король, всякий раз бывая в Палермо, по меньшей мере дважды приезжал поохотиться в его великолепное поместье в Илличе.