Сан Мариона

- Мама! Мама! Мама! - отчаянно закричал Геро, забыв, что его могут услышать стражи порядка. - Почему ты спишь?!

Муха взлетела, закружилась, жужжа. Мальчик попытался приподнять мать, голова ее бессильно упала на плечо сыну.

- Встань, мама, встань! - догадываясь и не веря, прошептал Геро и закричал исступленно: - Встань же, мама! - И прижался к коленям мертвой матери, и зарыдал.

Кто-то осторожно коснулся его плеча, потом настойчиво потрепал. Геро очнулся, поднял залитое слезами лицо.

Перед ним стоял славянин Микаэль.

31. ОХОТА ЗА ФИЛАНШАХОМ

- Геро! - прошептал Микаэль, испуганно оглядываясь. Седая борода его подрагивала. - Геро, тебя ищут! Сейчас сюда придут стражи порядка. Шахрабаз узнал, что вы сбежали из зиндана и убили дворецкого Мансура. Об этом мне только что рассказали в мастерской. Беги! Я сам похороню свою мать. Беги!

Но бежать было уже поздно. В начале глухого проулка, ведущего к дому, послышались грубые голоса, торопливые шаги, забряцало оружие.

- Лезь на платан, я задержу их, - прошептал старик и бросился к калитке.

Родной платан спас Геро. Скрыла мальчика густая листва, и ветви бережно поддерживали его, когда он, задыхаясь, карабкался по стволу.

Около калитки показались стражи порядка. Первый зацепился ножнами меча о качнувшуюся калитку, ругаясь, рванул ее, отбросил в проулок.

- Стойте! - закричал Микаэль, загораживая им путь. - Остановитесь! В этом доме мертвая женщина! Светоносный Ахурамазда накажет вас за кощунство!..

- Плевать мы хотели на твоего Ахурамазду! Мы - христиане! - грубо сказал первый и с силой оттолкнул старика. Микаэль упал. Стражи кинулись к дому, но возле дверей остановились, затоптались в нерешительности, и только грозный окрик старшего заставил их осторожно обойти мертвую женщину и войти в дом.

Микаэль попытался подняться, лицо его было в крови. Обернувшись к старшему, он громко кричал:

- Только не стреляй! Ради всего святого, только не стреляй! Ради твоей матери, ты погубишь себя!

- Что ты мелешь, старый, выживший из ума ишак! - в гневе заревел тот, стоя под платаном.

- Не стреляй, заклинаю тебя именем отца твоего!

- Замолчи! - неистово взревел потерявший терпение страж, шагнул к старику, ударил сапогом в грудь, опрокинул и тяжело зашагал к дому. Но оттуда уже выходили...

Старший страж отвернулся, прищурившись, оглядел двор, взгляд его скользнул по кроне платана. К своему счастью, он не увидел, как в крохотном просвете листвы замер нацеленный ему прямо в горло черный трехгранный наконечник стрелы.

Микаэль с трудом поднял голову, выплюнул кровь, опять закричал, стараясь обратить на себя внимание:

- Здесь никого нет! Я пришел похоронить эту женщину, а вы меня бьете! О горе! Большой грех вы берете на себя! Иисус был очень добрым человеком... Как вы поступаете, так вам и воздастся...

И тогда один из стражей нерешительно предложил, боязливо косясь на умершую:

- Надо бы помочь славянину в погребении. Это доброе дело, оно нам зачтется. А здесь больше делать нечего. Мальчишка сюда побоится вернуться...

- Ладно, - после короткого раздумья хмуро разрешил старший, - пусть это будет не по закону... но похороним по обычаю. Возьмите, что нужно для погребения, отнесем ее на пустырь. Эй старик, ступай за нами! Да не вздумай притворяться, что тебе больно!

Тот страж, что предложил помочь в погребении, сбегал в дом, вернулся со свернутым белым льняным покрывалом, двумя небольшими кувшинами и куском сушеного мяса. Мать уложили на войлочную подстилку, снятую с дощатого помоста, завернули в нее.

Когда стражи и с трудом ковылявший за ними Микаэль ушли, Геро слез с дерева. Постоял возле порога с окаменевшим лицом. В руках держал лук с натянутой тетивой и стрелу. Кинжала в тайнике не оказалось. Его могла взять только Витилия. Геро уже не мог ни плакать, ни переживать, в сердце притупились все чувства, кроме ненависти. Он мог бы убить стража, но нельзя было рисковать. Сначала нужно отомстить Шахрабазу. Но чтобы отомстить, надо восстановить силы: там, на платане, Геро едва натянул тетиву на лук.

Мальчик прошел в дом. Здесь возле очага была потайная яма, в которой хранилось сухое зерно на черный день. Сверху яма прикрывалась прочной деревянной крышкой, а поверх крышки лежал толстый слой глины. Мать так часто и аккуратно промазывала пол в хижине свежей жидкой глиной, что яму невозможно было заметить.

Хижина была разграблена. Большой сундук, где хранилась одежда, валялся в углу. Вторая яма, откуда мать брала зерно на каждый день, зияла пустотой, войлок, завешивающий вход в комнату Витилии, шкуры, прикрывающие помост, оружие отца, чашки, кувшинчики - все исчезло. В потолке виднелась дыра в черном венчике из сажи, оттуда в комнату с жужжанием залетали большие зеленые мухи. Горько пахло золой разрушенного очага.

Геро окинул хижину запоминающим взглядом, вынул из набедренной повязки нож, счистил глину с потайной крышки, поднял ее. Яма была полна отборного зерна, сверху на зерне лежали обвернутые чистой тряпицей куски сушеного мяса, в углу виднелось горлышко кувшина с засоленным овечьим жиром.