- Гм, ты сумел отделить зерно истины от плевал, варвар. Теперь догадываюсь, что с Албанией произошло то же, что случилось со множеством варварских государств, не имеющих единой, всепоглащающей цели, а подчиненных единственно стихиям страстей! Гм, пожалуй, я расскажу, а ты подтвердишь, прав ли я, излагая свое мнение. Итак, вот ваша история в нескольких словах. Несомненно, что когда-то албаны жили разрозненными племенами, но стремились объединиться, чтобы противостоять внешним врагам. У вас была цель, и смысл вашего духовного существования сдерживал стихию страстей. Объединившись, вы стали сильны, но у вас были не менее сильные соседи. Поэтому вы в отношениях с соседями пребывали более в мире, нежели во вражде. Но если первая цель оказалась достигнута, то должна была возникнуть следующая - господство Албании над другими народами. Вторая цель всегда более длительна и дает государству, обладающему ею, возможность долгого существования, ибо ничто так не укрепляет чувства единства в народе, как гордое осознание собственного величия, превосходства, избранности! Примеры тому - Великая Македония, могущественный Рим. Но этой цели у вас не осталось. Тело, пребывающее в покое, слабеет, становится изнеженным, люди, пребывающие в сытости и безопасности, стремятся к удовольствиям и жизненным благам. Но во веки веков не было и не будет людей, равных по телесному здоровью, красоте, уму, способностями, храбрости, энергии. Следовательно, жизненных благ и удовольствий каждый получал столько, сколько стоил в глазах других. У людей проснулась алчность, они стали скрывать собственные недостатки, а достоинства преувеличивать, ибо гордость ни на миллиакрий [мелкая византийская монета] не уступит славы. Итак, албаны стали стремиться не к превосходству над другими народами, а к превосходству друг над другом. Печальный итог: возникла ложь в отношениях и вражда в действиях. Несомненно, дошло до того, что одни албаны стали объединяться против других албанов. Государство ослабло, и Персия покорила вас. Ну, теперь скажи, прав я или нет?
- Прав, господин. Только не все албаны оказались подвержены страстям.
- Менее подверженные - как правило, более трусливы и глупы, чем... Но хватит об этом... Скажи, почему наши глаза не радуются возделанным полям, пасущимся тучным стадам? - удивленно спросил монах, указывая плеткой вперед, где до уже ясно различимой стены было безлюдно и пустынно, лишь молодая трава изумрудно переливалась под слабыми порывами ветра.
- Поля и стада с южной стороны, господин, а здесь опасно: почти каждую весну хазарские шайки караулят под стенами. Порой жителям некогда работать на полях, приходится обороняться. В прошлом году собрали из-за этого плохой урожай. Сейчас у людей кончился хлеб, все ждут нового урожая...
- Пути Господни неисповедимы, но милости Его безграничны даже к иноверцам... Гм, помнится, в прошлом году была большая засуха... Могли ведь и иссякнуть источники воды?
- Источники в горах... - словоохотливо начал вожатый, и осекся, поняв, что монах задал коварный вопрос, и похолодел от мысли, что он рассказал чужестранцу о том, о чем не должен был рассказывать, и чуть было не выдал тайну.
- Царство Божие наступит только при единении людей в любви друг к другу. Только в единой вере обретете и вы рай земной - вы, поклоняющиеся Уркацилле... [Уркацилла - бог солнца] Скажи, как относятся персы к албанам?
- Я не знаю, господин! Я ничего не знаю! - взмолился, не выдержав, вожатый, вовремя вспомнив, что мудрость не в знании, а в том, какую пользу извлекаешь из своего знания. В Семендере он поостерегся спрашивать, а сейчас надо было поостеречься отвечать, ибо в Семендере за любопытство отрубали голову, а в Дербенте за болтливость сжигали на костре.
"А ведь вы - византиец!" - чуть не вскрикнул вслух вожатый, испуганно глядя на монаха и мысленно проклиная себя за словоохотливость. Только византиец мог в разговоре упомянуть про миллиакрий и назвать албана варваром. Даже заносчивость персов не превосходила надменности византийцев.
- Повторяю тебе, варвар, что пути Господни неисповедимы! - с явной досадой в голосе промолвил византиец, молитвенно поднял голову, осеняя себя троеперстным крестом и, обернувшись к караванщику, блеснув из-под капюшона тяжелым взглядом, загадочно произнес: - Господь, дух наш вездесущий, позволяет одним то, что не позволяет другим, и величие мыслей первых в том, что в них заложен замысел Божий, который неотвратим. Никто из жителей Содома и Гоморры не знал, что случится с ними, когда десница Божия уже была готова смести грешников с лика земли. Но можно избегнуть подобной участи. Ты понял?
- Да, господин...
- Много ли христиан в Дербенте?
- Посмотри, господин, показалась крепость! - воскликнул вожатый, указывая вправо.