Санара. Книга 1

В какой момент я почувствовала парня в самом дальнем углу? У него в руках порошок — синий, блестящий. Таким бы стал, если бы на него упал свет. Что это? И как ощущает себя тот, кто принимает наркотики? Раньше бы попробовать не решилась, теперь же — будучи новой — я хотела знать и ощущать все. Нет, не так. Всё!

На его тщедушное тело кристаллическая взвесь оказала довольно слабый расслабляющий эффект — слишком много блоков.

У меня блоков не было, и моя кровь вскипела.

Наркотик для сознания Элементала — уже свободного и чистого — это крен. В какую сторону зависит от инстинктов этот наркотик принявшего. Я же все еще оставалась слишком человеком, несмотря на новизну умений, и потому — кто бы сомневался! — заинтересовалась информацией в голове парня из бара о том, что через двадцать минут на восточном пирсе состоится «наркодилерская» встреча. Без меня? Нет! Ведь требовалось же срочно излить куда-то мою колыхнувшуюся дурью агрессию.

Люди глупы. Не все. Но те, кто с помощью чужого мнения и в обход собственной головы, желает доказать себе, что он чего-то достоин и может быть кем-то любим. Почему, услышав из чужих уст слова «чувак, ты крут!», мы вдруг решаем что мы «круты», а от слов «ты идиот!» впадаем в раздражение? Все просто: мы не имеем насчет самих себя никакого определенного мнения. И потому вечно от кого-то зависим.

Так происходило и на пирсе. Четыре новые блестящие машины — все, как одна, черные, с затемненными стеклами и литыми дисками. Стволы в кобурах по последним чертежам, одежда по моде, ботинки начищены, а в душах — тьма, потому что страх. Людей около десятка, по пять с каждой «стороны», между людьми на старой бочке открытый кейс с белым порошком — веществом куда более сильным, нежели то, что я вдохнула чужим носом в баре. И почему, будучи Леа, я не замечала, что в Энфоре творится столько дерьма? Просто не смотрела в ту сторону, видимо.

А теперь смотрела — на бритые затылки, узорные бороды, запугивающие выражения глаз, — и мне было смешно. Какие забавные дядьки! Почему бы им просто не вернуться домой, не налить себе по чашечке чайку и не посмотреть телевизор? Для чего все эти шоу? Ах да, чтобы заработать деньги, иначе ты не крут.

Скучно. А хотелось весело.

Главное, не нанюхаться еще и этой дури, когда буду кутить, а кутить я собиралась по-черному, ведь интересно же посмотреть, как летят сквозь тебя — прозрачную — пули…

Я всего лишь раскидывала им порошок — рвала пакеты и подкидывала его в воздух, как горсти сахара. Всего лишь отобрала второй кейс и дождем вывалила из него деньги. Разве за это убивают? Подумаешь, дико хохотала при этом и, кажется, летала на воображаемой метле — разве повод стрелять? Скорее, повод объединиться против общего врага и понять, наконец, что дружба дороже, что она — истинный повод что-то ценить. Но в меня стреляли. Разевали в оре рты, поддавались панике, вскидывали приклады, целились.

Пули — это щекотно. Когда ты как облако, когда тебе хорошо и весело, когда рвут они не твою шкуру и внутренности. Сколько грохота, дыма, суматохи! Разве главарям не видно, что один за другим ложатся их собственные люди, а не я? Ах, уже нет первого главаря, второго скоро не будет тоже… Под шумок.

Улетала с места событий я, имитируя рев подбитого самолета; в ближайших зданиях дрожали окна.

Белый порошок, пусть и в небольшом количестве, но все-таки на меня попал. И добрая часть ночи из моей памяти попросту выпала. Отключилась осознанность, остались инстинкты, желание веселья и безграничная сила.

(Thomas J.Bergersen — Black Blade)

Помню, как направляясь куда-то в сторону противоположного побережья, я встретила грузовой товарняк, и какое-то время висела светящимся диском над кабиной тягача. Балдела, потому что от моего вида балдел немолодой машинист, всю жизнь мечтавший воочию лицезреть НЛО. Сбылось. И сколько же восхищения я видела в его глазах. Ком в горле и желудке, совершенно искренний детский восторг. Растворилась я, оголив звездное небо, как он и ожидал, с хлопком и голубыми всполохами.

После бродила по лесу за браконьерами в виде дерева-монстра — переставляла сотканные из корней лапы, жутко ревела, разогнала всех птиц и зверье. Браконьеров, понятное дело, напугала до невротической икоты. Пусть. Неповадно будет ставить запрещенные силки.

Вернулась в город, какое-то время светилась над центральным районом оранжевыми тучами, после заметила белое двухэтажное строение — банк. Но не простой, «золотой», основанный исключительно на доверии обманутых вкладчиков — над зданием, словно воронка, сплелись нити чужого горя и злой радости обогатившихся основателей. Гнусно захихикала, спустилась ниже, впиталась в крышу…