Нет, я прошла бы мимо, однозначно прошла бы, но вдруг в парикмахерской, принадлежащей манерному гею, в этот момент моющему руки и расчески в раковине у стены, я увидела сидящего перед зеркалом клиента. Клиент ждал стрижку, был укутан накидкой с логотипом, читал журнал и в зеркало на себя, понятное дело, не смотрел.
Ну как не пошутить? Вот как?
И я сотворила гостю на голове зеленую шевелюру с двумя девчачьими хвостиками. Густыми такими, красивыми. И нет, не париком, но вполне себе настоящими, держащимися за чужую голову волосами.
Первым завизжал клиент. Как баба. В какой-то момент взглянул на собственное отражение, привстал с кресла, вылупился, как шальной, принялся тыкать пальцем — мол, что это? Как такое возможно? А следом завизжал и выронил из корзинки на пол вымытые ножницы повернувшийся парикмахер.
Я утирала слезы. Ну подумаешь, зеленые волосы. Зато длинные, красивые — срежут, и будет изумрудный ежик. Поломают голову над тем, как переопределить цвет, глядишь, подружатся.
Возгласы, ругательства и увещевания в том, что «все будет хорошо» и «мы все исправим» я слушала, уходя, еще с полминуты. Остановилась довольная у перил круглого балкона второго этажа, сунула в рот кончик вафельного конуса, прожевала. И через пару секунд мирно отправилась бы себе в продуктовый, если бы не услышала желчное кряхтение за спиной:
— Вообще стыд потеряли. Уже прямо… напоказ выставили! Грязные растлеватели, аморальные свиньи!
Проходившая мимо секс-шопа сухощавая тетка, пунцовая от одного только взгляда на плетки, кляпы, наручники и нижнее белье, выставленное в витрине, качала головой, поджимала губы и излучала верх негодования. Как можно! Не просто заниматься сексом, но получать от него удовольствие, приучать к нему, приравнивать (храни этих идиотов от греха пречистый создатель), как хлеб или молоко, к норме! Вот она, Имарида Туяти, за все тридцать девять лет ни одного самца к себе так и не подпустила…
Имарида — сухая и строгая, обутая в туфли на плоской подошве, — просто прошагала мимо, меня же обдало чужими принципами, как стылым ветром. Ух ты, какое неприятие чувственных аспектов этой жизни, какой стальной стержень, какая прочная, сооруженная для самой себя клетка.
«А если она треснет?»
Шуточное настроение — вещь, которая сразу не исчезает. И я, не особо раздумывая, сотворила для мисс Туяти в квадратной сумочке добротный резиновый член. Она достанет его сегодня в магазине у кассы, когда потянется за кошельком, прямо на глазах у двенадцати человек. Откинет прочь, закричит, что это «не ее!», возмутится чужим смешкам. А после побагровеет, когда с пола «потерянную вещь» поднимет и протянет ей незнакомый бородач, протянет головкой вперед. Улыбаться, кстати, он будет тоже, вслух одобрит «размерчик».
А Имарида этим вечером (после того, как переберет в памяти всех возможных знакомых, способных сотворить с ней эту нелепую и несмешную шутку) впервые подумает о том, что коснулась пальцами… этого! Пусть ненастоящего, пусть искусственного, но… Пустит эту мысль по кругу раз сорок, а после где-то внутри незаметно рухнет внутри первый заслон. После второй. И кто знает, в каком направлении дальше проложится тропка давно лишающей себя физического наслаждения женщины. Но однозначно куда-то к тем самым «аморальным свиньям».
Я все стояла у перил, улыбалась и понимала, что сегодня меня к людям пускать нельзя — слишком шаловливое настроение. Ну и ладно, впереди много дел.
Я как раз собиралась направиться к лестнице, когда увидела того, кто отличался для меня от всех так же сильно, как отличается благородный самородок золота от кусков угля.
Его.
Шагающего по первому этажу Аида.
Случайность?
В белоснежной рубашке, отглаженных брюках, с золотыми часами на запястье. Дорогой, статный, стильный. Я загривком ощутила, что нет, не просто так он зашел в Фарос, что ищет он меня, и ищет не просто так — припас в рукаве некий «сюрприз». По мимолетным признакам заметила, с каким вниманием он оглядывает всех проходящих мимо него людей: высокую брюнетку, идущую за руку с парнем, деловитую тетку с сумкой от бутика «Винтар», девчонку-подростка, компанию из трех подружек.
Судья. У меня от взгляда на него сводило судорогой и без того шальной разум. Красивый, мощный, опасный и привлекательный…
Он пока не научился вычислять меня «хамелеона» быстро и точно, так почему бы этим не воспользоваться? И я, подавившись смешком, принялась опутывать своей тонкой и легкой энергией ковыляющую впереди Санары бабку с клюкой. Словно тюлем — еще слой, еще, еще; скоро Аид учует знакомый флер, вычленит его из фона других, решит, что седая женщина и есть я.
И он учуял. Догнал бабку за два шага, что-то произнес… Мое имя? Мне из-за гомона чужих разговоров и музыки не было слышно точно, после — ах, что это была за сцена! — протянул руку и взял старуху сзади за шею аккурат под седыми и не очень чистыми волосами. И тут же схлопотал с разворота клюкой! Был назван «извращенцем», получил угрозу в том, что внуки ему «кой-чего» отрежут, отмахнулся от летящего вновь набалдашника.