Санаторий

— Да, мы не ангелы, — соглашается ночной собеседник. — Но мы, во всяком случае, никого не убиваем, не калечим, не устраиваем взрывов, хотя, как вы сами понимаете, прекрасно могли бы это делать.

Террор — не метод борьбы. С помощью террора можно добиться каких-то временных, местных успехов, но вскоре страх и ненависть, порожденные им, вернутся, подобно бумерангу, и поразят бросившего. Террор рано или поздно превращается в самоцель. А самая святая цель не оправдывает кровавые средства. “Нельзя сдвигаться с мертвой точки за счет живых”.

Замолчал он, давая возможность мне высказаться. А чего говорить-то? Слова правильные… Вот только слишком много правильных слов довелось мне за последнее время слышать… Стоим мы, оба молчим, а темно — хоть глаз выколи, темно и тихо, словно меня уже и нет: рук нет, ног нет, тела нет — один вечный разум в вечной тьме свободно витает…

Подождал он и неторопливо так продолжает:

— Ну а теперь то, что касается ваших снов… Вот вам в беседе на эту тему наш общий знакомый объяснил все очень просто. Я даже попытаюсь угадать, как: разработанная “врагами народа” “страшная история” с помощью психотранслятора внушается невинным людям во сне… Ведь так?

— Примерно… — говорю. Хотя, чего уж там, все точно. А он дальше:

— Но, к сожалению, самое простое объяснение не всегда соответствует истине… Одним словом, это неверно. На самом деле, все произошло, в общем-то, случайно. Во время одного из экспериментов в нашей лаборатории произошел срыв блокировки и мощный энергетический выброс… Эксперимент, естественно, свернули, но в ту же ночь в районе проекции выброса впервые были отмечены необычные психоэмоциональные явления… “Сны”, если хотите. Механизм их появления так и не удалось разгадать, но вызываются они довольно стабильно… Трудно с уверенностью сказать, что же это такое, но поскольку воспринимаемая “картинка” одинакова для всех и имеет тенденцию к изменению во времени, это не плод чьей-либо фантазии. Конечно, мы можем ошибаться, но боюсь, что в данном случае истина где-то рядом — здесь имеет место прорыв биоинформационного поля из будущего, который мы можем, в какой-то степени, своими силами вызывать и регулировать. Вот так, друг мой: то, что вы видите, к сожалению, вовсе не придуманный кем-то сюжет, а крошечные фрагменты того, что рано или поздно ожидает всех нас. Фрагменты и есть фрагменты — они зачастую бессвязны и малоинформативны, однако и этого вполне достаточно, результат вы могли оценить, не так ли?

Поддерживание и стабилизация поля требуют колоссальных затрат энергии, но мы нашли выход. И знаете, какой? Запасаем и используем по мере необходимости энергию правительственных ядерных испытаний. Таким образом, чем больше взрывов будет производиться, тем шире мы сможем использовать это наше новое оружие. Согласен, на первом этапе — без ведома людей. Но поймите, наша задача — взволновать, заставить задуматься тех, кто еще на это способен. Мы не можем точно установить, когда и где произойдет катастрофа, но то, что она неизбежна, не подлежит сомнению…

Слушаю я его, и паршиво мне, хоть плачь. Чувствую, что хоть и не похоже все это на правду, а все-таки, выходит, правда.

— Ну а раз так, — спрашиваю, — то чего же суетиться? Ведь все, что будет, мы уже знаем. И изменить ничего нельзя.

— Почему нельзя? — удивляется он. — Можно. Будущее становится реальностью только тогда, когда закончится настоящее. А пока — это всего лишь один из возможных вариантов, наиболее полно воплотивший в себе все существующие тенденции, и от нас зависит — станет этот вариант окончательным, или нет.

— И что же вы от меня хотите? — интересуюсь.

— А ничего, — говорит он и, чувствую, улыбается. — Пока мы ничего от вас не требуем. Уже и того достаточно, что вы не с ними. Время еще есть. Подумайте над моими словами. Подумайте как следует и, если захотите, приходите к нам. Будем сражаться вместе. Не скрою, место вашей работы было не последним фактором, который привел меня сюда. Энергообеспечение Комбината — это же кровеносная система монстра…

— Скажите, — вдруг вспоминаю я, — а Макс Клейн, он давно с вами?

— Клейн? — слышится из темноты. — Он вовсе не с нами… Мы еще только предполагаем поговорить с ним откровенно…

Эпилог

Долгая в этом году зима. Кузнец говорит, что такой долгой зимы не помнит. А он самый Старый, кому ж еще помнить… Холодно и жрать нечего. Ловушки проверяем чуть ли не каждый день, да все без толку — кроты и кролики в норах спят. Собаки и те, как сгинули. С тех пор, как я тогда от Стаи спасся, вроде и не видел их ни одной, — куда они подевались?

Ладно, переживем. Хлюста еще в кадушках много наквашено, коренья есть, ягоды сушеные… Это не мясо, конечно, но хоть с голодухи не помрем, а там и зима пройдет…

Все бы ничего, вот только руки у меня чесаться стали, сил нет. День и ночь чешусь, всю кожу ободрал — смехота! Старый Миха травы наварил, пить давал и прикладывать — помогает, но плохо. Ладно, пройдет, мне мать рукавички из собачьей шкуры сшила — тепло и рукам легче.