Санаторий

— Мои соболезнования.

— Спасибо. Собственно, я мало что о нем знаю. Последние годы мы редко виделись.

— Все же, если можно.

— Ладно, но не представляю, где бы мы могли встретиться. У вас есть предложения? У меня дома неудобно, — кокетливо сдавались на том конце провода.

“Чертова кукла”, — подумал Варгин и сказал:

— Великолепный вечер. Мы могли бы просто погулять. Может быть, встретимся… — взгляд его упал на рекламные проспекты, лежащие на столике, — на площади городской ратуши? У фонтана.

— Погулять? — разочарованно переспросила Кэтрин Гвалта.

Варгин, затаив дыхание, промолчал. На том конце провода явно шла напряженная работа, и ему важно было не перегнуть…

— Хорошо. Ровно в семь.

— Спасибо, — едва успел поблагодарить Варгин.

Он раскрыл карту города, купленную на вокзале.

К счастью, площадь ратуши оказалась почти рядом с гостиницей.

Только выйдя на улицу, Варгин почувствовал, как было жарко и душно в гостинице. Вечер был действительно хорош. Конец бабьего лета. Листья находились в самом начале своего пути с веток на землю. Природа способствует, подумал Варгин и тут же расстроился, вспомнив скрипучий голос Кэтрин Гвалта. Отдыхающих на улице стало больше. Появилось много частных автомобилей. Варгин пытался разглядеть лица прохожих. Они были все как-то сосредоточены. По сторонам почти не глазели. На площади городской ратуши в самом деле бил фонтан. Варгин посмотрел на часы. Оставалось еще десять минут. Он подошел к киоску и купил “Вечерний Санаториум”. Просмотрев на всякий случай рубрику “Происшествия” и убедившись, что там ничего нет интересного, Варгин сложил газету вчетверо и сел, подложив ее на гранитный бордюр фонтана. “Зажглись первые звезды чужого неба”, — вспомнил он цитату из одного пошлого романа.

В четверть восьмого на площади появилась молодая женщина весьма соблазнительной наружности. Она быстро пересекла площадь, не обращая внимания на многозначительные взгляды группы молодых шалопаев, и подошла к Варгину.

— Добрый вечер. Я Кэтрин Гвалта. У меня очень мало времени.

На голове у нее была черная траурная накидка.

— Добрый, еще раз, — ответил удивленный Варгин.

— Давайте уйдем отсюда. Здесь полно знакомых.

Они прошли совсем немного и очутились в темном скверике.

— Я вас слушаю, мистер…

— Варгин, — напомнил он. — Дело в том, что я в некотором смысле коллега вашего брата…

— Вы тоже работаете в прачечной? — спросила она.

— Нет. Я имею в виду то, чем занимался ваш брат раньше — математическую экономику. Я читал его работы. Почему он переменил род занятий?

— Не знаю, по-моему, его уволили. О, в этом нет ничего удивительного, у него был ужасный характер, — ответила Кэтрин и спохватилась: — Ах, что я говорю. Он был удивительный человек. Правда, я его очень плохо знала. Ведь он был намного старше меня. Жили порознь, встречались редко и никогда не понимали друг друга.

— Как вы узнали о случившемся?

— Мне позвонили, — она задумалась. — Да, именно позвонили и спросили, не появлялся ли у меня Ремо.

— Когда это было?

— Пятого сентября, — уверенно ответила Кэтрин.

— Извините, я вас перебил. Вам позвонили второй раз?

— Да, откуда вы знаете?

— Догадался, — ответил Варгин.

— Мне позвонили на следующий день и сообщили, что он погиб.

— Кто звонил?

— Капитан городской ячейки УНП.

— Чего, чего? — не скрывая удивления, спросил Варгин.

— Унии Нетривиального Прогресса.

— Бред какой-то, — вырвалось у Варгина.

Кэтрин резко встала и ледяным тоном сказала:

— Я прошу избавить меня от ваших выпадов. Я, как член Унии, предлагаю вам впредь… — ее буквально трясло, — …не употреблять. Мало того, что я пришла на встречу с землянином. Только по просьбе капитана, он просил…

— Как по просьбе? Вы сообщили о нашей встрече?

— Конечно, — уже совершенно успокоившись, говорила Кэтрин, — меня специально предупредили на этот счет.

“Сестричку второй раз вытягивать будет накладно”, — подумал Варгин и сказал:

— Прошу меня простить, если я невольно задел ваши чувства. Это от неожиданности, я же на Санатории в первый раз.

— В первый раз? — Она снисходительно посмотрела на Варгина. — Так вы совсем отстали от жизни. Вы же ничего не знаете. Для начала вам нужно посетить наш музей, театр, сходить на открытое собрание, — в ней проснулся учитель гимназии. — Почитайте на худой конец нашу периодику.

— Спасибо за дельный совет. Я обязательно займусь этим, — Варгин помахал “Вечерним Санаториумом”. — Кстати, у кого могут быть бумаги Ремо?

— Понятия не имею.

— Ну, были же у него друзья…

— Наверно, но я ничего о них не знаю. Вы извините, уже темно, а я ужасно боюсь темноты.

— О, я вас провожу.

— Не сочтите за труд.

Пока они ехали в такси, Варгин пытался расшевелить ее память. Спрашивал о детстве, о родственниках. Поговорили о гимназии, о воспитании подрастающего поколения в духе “непринужденности и непредвзятости”. Но она так ничего и не вспомнила о своем брате и его друзьях. Эта совершенная непредвзятость к своему брату страшно разозлила Варгина. Особенно его раздражало то, что все это развивалось на фоне ее неоспоримых женских достоинств.

Когда они прощались, Варгин все же не выдержал: