Санаторий

Статьи участников и очевидцев. Факсимиле документов с затейливой подписью Карреры (той самой, что стояла под запросами и отчетами, приходившими в МАКС). Фотографии: черноусый генерал Каррера в каске, с биноклем в руках на башне танка — он руководит боем с сепаратистами. Генерал Каррера, сияющий улыбкой, орденами и аксельбантами, провозглашает с трибуны демократическую программу “Феникса”. Он же — председатель революционного трибунала — выносит приговор группе офицеров-сепаратистов, развязавших гражданскую войну. К десяти годам каторжных работ приговорены: бывший шеф армейской контрразведки, полковник Альваро Вильяэрмоса; бывший начальник политической полиции, опаснейший враг реформ и демократии, полковник…

Полковник Игнасио Ласс.

Она погасила свет и долго лежала вверх лицом, глядя в темноту. Она улыбнулась, поймав себя на том, что испытывает материнскую жалость к двум старым сеньорам, одиноко живущим в горах и, судя по всему, до сих не сумевшим даже расслабиться, открыться друг перед другом…

Мир вам, старый генерал артиллерии, дон Кихот, доживающий медленные годы рядом с Орудием, в миллионы раз превосходящим силой самую большую из его прежних пушек, и мрачный старик, некогда отправлявший людей на каторгу, затем побывавший в их шкуре, вернувшийся, чтобы вечно жить и работать рядом со своим судьей!..

Мир и покой вашим душам.

Через несколько часов земля вздрогнула, задребезжал торшер и опрокинулся на столе стакан с карандашами. Нина проснулась только на мгновение, сон ее был спокоен и глубок, и дыхание уже приспособилось к разреженной атмосфере.

Утром она встала бодрой, без всякого желания поваляться в постели, и нашла на стуле у изголовья длинный стеганый халат. Пошла в ванную, опасаясь встречи с хозяевами: она не знала, как посмотрит им теперь в глаза, что скажет. А лгать было трудно…

Панчита подметала коридор. Ее косы с красными лентами были заплетены еще кокетливее, чем накануне. Глубоко присев перед Ниной, она доложила, что сеньор Каррера передает сеньорите свои извинения: он был вынужден уехать в Сьерра-Бланка. А сеньор Ласс ушел в деревню за свежим сыром и яйцами, приказав Панчите подать кофе высокочтимой гостье.

У Нины полегчало на душе. Она быстренько умылась, выпила чашку кофе с печеньем — напиток оказался похуже, чем приготовленный Лассом, — и попросила Панчиту передать сеньорам, что неотложные дела заставляют ее немедленно покинуть их гостеприимный дом.

Когда она уже шла по аллее между деревьями, мигающими на ветру тысячами белых огоньков, вдруг подумала о некоторой нарочитости ситуации. Действительно ли нужно было Каррере уезжать в город? Только ли сам Ласс мог покупать в деревне сыр и яйца? Неужели с этим не справилась бы Панчита? Наконец — и эта мысль была самой поразительной, — не с умыслом ли посоветовал вчера Каррера почитать перед сном?..

Искать ответы было некогда, да и невозможно.

Нина вывела машину из ворот — и сразу увидела Игнасио. Большой и темный, как горилла, он тащил объемистую кожаную сумку, левой рукой ведя за ручонку ту самую индейскую девочку, что пасла вчера лам. И ламы были на месте — длинными губами теребили сухую, замученную ветрами зелень. Девочка несла бутыль молока, доверительно шепча что-то Лассу, и он внимал с подчеркнутой серьезностью, как слушают обычно маленьких детей, не желая их обидеть. Увидев серую рычащую машину Нины, девочка отпрянула, а Ласс чуть не выронил сумку и как-то жалобно протянул руку вперед.

Она остановилась, открыла дверцу.

— Как жаль, — хрипло дыша, воскликнул подбежавший Игнасио. — Как жаль, что вы уже…

— Я не виновата, дорогой сеньор. Я на Службе!

Даже очаровательная улыбка Нины не смогла смягчить казенный жесткости этих слов, и она взяла Игнасио за руку.

— Дон Хуан… ах, боже мой… я — то хоть прощусь с вами, а он… Понимаете, мы строим новый пакгауз для грузов МАКС… старый не обеспечивает бесперебойной подачи автоматических поездов… Хоть сыру с собой возьмите! А? Ведь это же…

— Я знаю, — сказала Нина. — Куда жирнее и калорийнее коровьего. Так?

Он послушно кивнул. Подкравшаяся девочка опять уцепилась за палец полковника, но все же пряталась за его широкими брюками.

— Я вернусь к вам. Обещаю! — сказала Нина и тряхнула руку Ласса. Потом закрыла дверцу и сняла тормоз.

Так и остались в ее памяти — горная дорога, чахлый кустарник, неуклюже машущий Ласс, девочка и три ламы. И растерянные черные глаза полковника, в искреннем порыве решившего сходить за сыром и яйцами для сеньориты…

Андрей Дмитрук Кофе в час волка

Автор приносит благодарность за помощь Анатолию Кириллову

Под утро художнику-оформителю приснился сон, — один из тех поразительно счастливых снов, где сверкают улыбка и приключение. Не успеваешь проснуться, и вот уже испарились события, и остается только щемящая сладость — иной раз надолго, надолго…