Санаторий

— Тебе, голуба, — улыбнулся Ездра. — Тебе, конечно, кому ж ещё. Я о тебе ни слыхом не слыхивал, ни видом тебя не видывал отродясь, так чего бы мне тебя во снах рассматривать?

— Не всегда нам снятся только те люди, которых мы знаем, — возразила психолог. — Поэтому я и веду речь об аватарах и фантомах.

— Резонно было бы предположить, что нас помнит Сам, — сказал Иона.

— Нет, — качнула головой психолог. — Это было бы слишком просто. Нет, не Сам. Тем более, что никакого Самого нет. Уже нет.

— Ну да, ну да, — усмехнулась Кундри. — Всё та же старая байка: Самого нет, никто и никогда его не видел.

— Никто и никогда, — вполне серьёзно отозвалась психологиня.

— Я видел, — сказал Иона. — Сегодня.

Психолог покачала головой, но возражать не стала.

— Нас четверо, а ампул у тебя — пять, — прищурился Ездра.

— Значит, нас пятеро, — сказала психологиня и повернулась в сторону санатория.

Все проследили за её взглядом и увидели пятого. Чей-то неразличимый пока силуэт медленно приближался, перепрыгивая с кочки на кочку в Гадской топи.

Кундри поднесла к глазу оптический прицел, некоторое время рассматривала неизвестного. Потом убрала прицел и усмехнулась.

— Угадайте, кто это. У вас три попытки, — сказала она.

— И угадывать неча, — сказал Ездра. — Это Сам.

— Раз, — буркнула Кундри с довольной улыбочкой.

— Ну, значит… Харя-Кришна, — предположил Ездра. — Этот чёрт из любой передряги выберется.

Кундри отрицательно качнула головой.

— Не выбрался, — сказала она. — Его перед оружейкой положили. Ты что, не знал?

Ездра посмурнел, осунулся, будто разом выдохнул из себя часть оставшейся ему жизни.

— Задачка не сложная, — произнёс Иона. — Козлобород это.

Кундри перевела на него удивлённый взгляд.

— Ну ты даёшь, Иона! — сказала она. — До такого даже я не додумалась бы. Но — нет, незачёт.

— Тогда кто же? — спросил Ездра.

Кундри ухмыльнулась:

— Скоро увидите.

— Это Чиполлино, — произнесла психологиня без всякого выражения. — Так, кажется, вы его зовёте?

— В точку, — Кундри вздрогнула и покосилась на розу Шарона с любопытством.

Они сидели молча до того самого момента, когда уже и невооружённым взглядом можно было разглядеть увальня Чиполлино, бегущего к ним по кочкам и размахивающего руками, и что-то кричащего.

— Откуда бы тебе знать, голуба моё, кто это, если вы не в паре? — радушно улыбнулся Ездра психологине. — Или зрак у тебя такой вострый? Объясни.

— Долго объяснять.

— Время у нас есть, — сказал Ездра. — Вот чего у нас полно, так это времени.

— Нет. Как раз времени у нас и нет. Совсем. Спящий находится в стадии быстрого сна. Всё ваше пребывание в санатории укладывается в несколько минут сновидения. Я не знаю сколько их осталось, этих минут, или, может, секунд, но он вот-вот либо проснётся либо перейдёт в следующую фазу сна. Разумеется, вас он перестанет видеть.

— И что? — спросил Иона. Спросил, хотя и сам догадывался, в чём тут дело и что станет говорить психологиня. Другое дело, что веры к ней у него не было.

— Когда сменится сон, вы… вас тоже не станет, ведь вы ему снитесь.

— Чушь! — со злостью бросила Кундри. — И ты хочешь, чтобы мы поверили в эту… в такой бред? Вы там что, совсем за идиотов нас держите?

Психологиня небрежно пожала плечом.

— В конце концов, я не несу ответственности за ваши жизни, — сказала она устало. — Если вы не поверите мне и решите остаться… ну, это ваше право. По меркам вашего времени жить вам осталось… неделя, две, месяц… Но на самом деле, конечно, меньше: промзону вам не пройти. И напоминаю: спящий — один из нас.

— Ну и ладно, сказал Ездра, поднимаясь. Надо двигать дальше, недосуг тут рассиживаться.

Подошёл Чиполлино, остановился в нескольких шагах, с улыбкой глядя на них.

— Ну что, Чип, — кивнула ему Кундри, — что там в санатории?

— В санатории, — радостно кивнул Чиполлино, улыбаясь ещё шире. — Ле́карный бабай.

— Эт точно, — рассмеялся Ездра. — Точнее и не скажешь.

18

Тухлая падь встретила их мокрым снегом, вдруг посыпавшим с серого неба, и вонью падали. Трупы лисиц, ворон, зайцев разной степени разложения попадались на каждом шагу. Один раз показался даже человеческий скелет, наполовину занесённый грязью и заросший чахлой травой. Останавливаться и проверять, правда ли это был человек, не стали. Была одна деталь, от которой по позвоночнику Ионы сбежал зябкий холодок, а душу вдруг затопила безнадёга: совершенно отчётливо было видно, что у лисиц, которые пали, кажется, совсем недавно и не были ещё тронуты тлением, глаза закрыты бельмами. И та лисица, которая нарвалась на них у широкого оврага и, заскулив, бросилась наутёк, тоже явно была слепа. Во всяком случае, она один раз упала, запнувшись о какую-то корягу, и один раз наткнулась на дерево. Облезлая, грязная и неимоверно тощая, она, кажется, доживала последние свои часы. Люди проводили её настороженными взглядами и растерянно переглянулись. И только дурачок Чиполлино улыбался, ничего не замечал и всё бубнил что-то себе под нос.

— Слепая, — многозначительно произнёс Ездра, останавливаясь.