ВЛАДИМИР. Какого мальчика, постой!
ОЛЬГА. Марья Николаевна вас встретила, ты мальчика ведешь за руку и говоришь: «Это мой сынок!»
ВЛАДИМИР. Верь своей Марье Николаевне! Она сама за мной ухлестывает! В матримониальных целях! У нее сексуальные фантазии! Мальчик! Это внук ее! Клевещет на меня, как… я не знаю, Яго! И я знаю почему! Я ей отказал в сожительстве… Она хотела меня! Причем как водителя, как плотника и как землекопа батраком на свою дачу! А зимой как лесоруба и истопника! Я ей в лицо отказал! Мальчик ей привиделся! Кровавый! Как Борису Годунову.
СТАРУШКА. Ну вот, а у нас, у нашего народа, все дети желанны. Кто от кого ни возьмись, тот и свой.
ВЛАДИМИР. Это у вас еще век неолита. Вы неандертальцы.
СТАРУШКА. Мы шведы, батюшка. Нас защищает Организация, милка, Объединенных Наций. И Евросоюз.
ВЛАДИМИР. Это еще до того у вас, до наций. Это обезьянки такие, они всем племенем трахаются кто на кого наскочит.
СТАРУШКА. Наоборот, за нами будущее. С нами нет, батюшка мой сокол ясный, ни депрессий, ни фрустраций, ни гендерных яко тако проблем типа крика «мой милый, что тебе я сделала». Ни женского вопроса, ни подростковых прыщей, так называемых «хотюнчиков», ни проблемы мужского климакса зрелого возраста. Мы живем легко, у нас нет ненужных. Мы должны плодиться. Но вы нас убиваете.
ВЛАДИМИР. Я лично вас не трогал. Ку-ку! Вы не тем занимаетесь! Вон у вас роженица одна осталась со слесарем. Ку-ку! Смотрите: нет ответа.
СЕРЕЖА. Что так долго-то? Али бо гаре сакотела? (
СТАРУШКА (
ВЛАДИМИР. Знаю я ваше золото. Сами пробы наладились ставить.
СЕРЕЖА. Четыреста восемьдесят пятая проба.
СТАРУШКА. Даем: цепь золотую, перстень и четыре зуба.
ВЛАДИМИР. Зубы-то у кого выдернули? Фашисты.
СЕРЕЖА. Гну андеть бзу. (
СТАРУШКА. Это я пожертвовала, собиралась вставлять, уже померили мне, но, грехи наши тяжкие, приняла аскезу святого Франциска. Ем цветочки.
ВЛАДИМИР. Четыре зуба мало. Килограмм золота в слитке буханкой и машину «мерседес шестисотый а». И самолет до… до… Я знаю, до Каны Галилейской. Хочется посмотреть на родину мамы.
СТАРУШКА. Ты что, пес!
ВЛАДИМИР. На слитке личная подпись председателя Госбанка, чтобы без фальшивок. Оля, я умираю. Когда в больнице долго не дают лекарство, это называется у них пассивная эутаназия.
ОЛЬГА. Вспомнила! На кухне! Я же давно приготовила воду и таблетку! (
СЕРЕЖА. Мухмутьевна, ты вообще как эта. Давай я его завалю, емтырь, на Киевский рынок отвезем его, продадим на шашлыки…
ВЛАДИМИР. Я и говорю, вы людоеды! Пещерный век! Поздравляю!
СТАРУШКА. Ну, труп врага всегда была законная добыча шведов. (
СЕРЕЖА (
ОЛЬГА (
ВЛАДИМИР. Нет, Оля, сейчас другой расклад. Они решили меня зарезать и съесть. Тебе достанутся явно яйца всмятку как невесте. (
СТАРУШКА. Брезгуем, сударь мой.
ОЛЬГА. Прими таблетку! Не глупи!
ВЛАДИМИР. Хрен, я сейчас сам умру. Тогда они меня не тронут.
СЕРЕЖА. Это вы едите трупы. Которые вам продают на рынке под видом забитых. Кто же летом скотину будет резать! Когда самый прирост веса! Когда корма подножные! Нет. Мы трупами не увлекаемся. (
ВЛАДИМИР. Тогда вперед. (
ОЛЬГА. Да прими таблетку! Слышишь? Я давно прощаю.
ВЛАДИМИР. Да кто ты такая меня прощать? Если ты замуж идешь? Смотри, тоже у них станешь кукушкой. Кукушка – это снайпер по-ихнему. Иди, бей своих. Давно пора.
ОЛЬГА. Дурак старый.
ВЛАДИМИР. Дура старая. (