Санаторно-курортный маньяк

– Я давно чувствовал, Ксюша, что ты меня не очень-то жалуешь, – сказал Володя, глядя в упор на красавицу, – но думал, что сам в этом виноват – покупаю тебе мало подарков и храплю по ночам. Вспомни, дорогая, где ты была, когда мы познакомились? Ты торговала на рынке овощами, у тебя были обморожены пальцы, ты жаловалась, что тебя притесняют хозяева, что у тебя нет ни образования, ни прописки, ни перспектив каких-либо! Я взял тебя к себе домой, кормил, поил, одевал и ни в чем не отказывал. Еще и жениться на тебе, идиот, думал! А ты теперь, оказывается, хочешь меня убить? Совесть-то у тебя есть?

Над полянкой повисла гнетущая тишина. Ксения попятилась.

– Давай ключи от квартиры и мою кредитную карту, – спокойно сказал Володя, – и убирайся на все четыре стороны. Ты думаешь, почему я у тебя все это ночью не забрал? Так я думал, ты поймешь, что неправильно себя вела, исправишься, и утром мы помиримся.

Задыхаясь от злости и жгучего разочарования, фифочка швырнула в песок ключи и карточку.

– Я ненавижу тебя, – злобно крикнула она, – ты тупая, потная, жирная, вонючая скотина! Меня от тебя давно тошнит!

Маркс поднял вверх левую бровь.

– Не слушай ее, – сказала Пузько, поднимая ключи и кредитку и по-хозяйски стряхивая с них песок, – ты очень умный, красивый и приятный парень. Пойдем лучше посмотрим, как там агрегат.

Алина ненавязчиво взяла Маркса под руку и повела его к останкам «Хаммера». Ксения топнула ногой и плюнула на землю.

– Правильно, потопайте ножкой, потопайте, – сказал Рязанцев, – выпустите, так сказать, пар. А потом мы вам предъявим обвинение в клевете. И в покушении на убийство!

Блондиночка побледнела, как полотно. Из ее глаз брызнули слезы. Рязанцев нежно обнял невесту за талию, а потом отыскал в песке термос – по иронии судьбы совершенно целый, – открутил крышечку, отхлебнул сладкого горячего напитка, передал емкость Еве, сел на пенек и с удовольствием закурил.

Директор провел пальцем по красной надписи.

– Кровь?! – спросил он самого себя, внутренне содрогаясь.

Это был кетчуп.

В правом углу кухни стоял металлический шкаф для посуды. Сергей Витальевич слегка потянул его в сторону, колесики заскрипели, и в стене открылся проход, за которым начиналась темная лестница, ведущая куда-то вниз.

– Этот шкаф никогда не был просто шкафом, – пробормотал директор, разглядывая металлические полозья, вделанные в пол. – Проектировщики этого здания очень любили всякие скрытые технические сюрпризы.

Сергей Витальевич прислушался, но внизу было тихо.

«По логике вещей, Светы там быть не должно, – подумал он, глядя на ступеньки, покрытые квадратным светло-бежевым кафелем, – если маньяк решил избавиться от нас обоих и использует девушку как приманку – а так оно, очевидно, и есть, – то ему было бы проще сначала убить ее, а потом заманить в ловушку меня».

Тем не менее директор чувствовал, что Булкина жива. И она именно там, внизу.

– А ведь если маньяк победит и я сгину без следа, – сказал себе Сергей Витальевич, перекладывая пистолет в передний карман брюк, – то этот урод вполне может в один прекрасный, вернее, ужасный день дорасти до места директора «Весеннего ежика»!

Он осмотрел замок, на который защелкивалась дверь, замаскированная под шкаф, а потом взял спичку, сломал ее пополам и забил в паз.

– Не хотелось бы, чтобы он меня тут запер, – пробормотал Сергей Витальевич, начиная спуск по лестнице. Он внимательно смотрел под ноги и по сторонам. Впереди показался поворот. Прямо над ним висела тусклая пыльная лампочка, освещающая очередную кровавую надпись.

«Света там», – было еще раз написано кетчупом.

Стрелка продолжала указывать вниз. В этот момент лампочка погасла. Теперь свет падал только из открытой двери. Наверху мелькнула тень. Тяжелая металлическая дверь с грохотом захлопнулась, но щелчка не последовало – забитая спичка, простое и надежное средство, выполнила свою роль.

Агрегат – грязный, поцарапанный, с оторванными проводами и сплющенным краником, откуда, согласно техническим условиям, должна была выливаться искусственная нефть, лежал в багажнике и имел внизу большую вмятину.

– Похоже, ему настал конец, – всхлипнула Алина. – Что нам скажет Кулибина?

– Я бы на ее месте вообще молчал, – проворчал Маркс, вытаскивая устройство из покалеченного внедорожника, – на самом-то деле все делал Энгельс, а она ему, похоже, только мешала.

– Так-то оно так, – вклинилась в разговор Нелли, у которой на лице был огромный синяк, на ноге виднелась длинная царапина, а одно ухо распухло. На руке лаборантки висел всхлипывающий от счастья супруг, – но только это никак невозможно доказать! Максим – сотрудник без ученой степени, а Кулибина – профессор. Все статьи написаны собственноручно Лилией Степановной. На конференциях тоже выступала исключительно она. И интервью давала только Кулибина. Энгельс никак не светился.