Сегодня днем было солнечно, и я расстелила кораллово-бирюзовую шаль под сандаловым деревом, чтобы Фелисити могла немного подышать воздухом. Она задремала, пока я писала в дневнике. Понемногу теплело, и я тоже начала клевать носом, как вдруг громкий, дробный стук разбудил нас. Я подняла голову и увидела красноголового дятла с длинным острым клювом. Я хотела прогнать его, но Фелисити сказала, что это дерево скорее его, чем наше, и мы стали наблюдать, как усердно работает красноголовая птица, чтобы добыть себе пропитание.
Выше по стволу я рассмотрела аккуратное овальное отверстие и подумала, что это просто отличное место, готовое для того, чтобы принять мою историю. Я знаю, это похоже на каприз, который не несет никакой реальной пользы, но идея кажется очень привлекательной. Не могу назвать никого в Англии, кто смог бы прочесть мой рассказ без осуждения. Я буду рада предоставить его на волю судьбы. В деревне можно купить жестяные сундучки и резиновые грелки, которые помогут уберечь мои бумаги от воздействия муссонов.
В Барракпуре произошел какой-то инцидент. Одного сипая арестовали, но детали мне не известны.
Март 1857
Получила письмо от матери. Узнав, что я не возвратилась в Калькутту с началом Сезона, она не смогла ждать, пока ее письмо прибудет ко мне с морской почтой, и прибегла к более экстравагантному способу, отправив телеграмму, которую мне днем доставил местный разносчик почты. Я вслух прочитала телеграмму Фелисити.
«Возвращайся домой немедленно тчк
Чэдуики окажут помощь тчк
Поведение недопустимо тчк
Подчинись или мы умываем руки тчк»
«Неважно, — сказала Фелисити. — Моего содержания хватит на нас двоих». Она погладила свой заметно округлившийся живот и продолжала смотреть в окно безмятежно и удовлетворенно. Меня охватило странное чувство радости и страха.
На этой неделе снова поднимется опахало.
Апрель 1857
Нынешним утром вся прислуга пребывает в возбужденном настроении. Причину узнали от Лалиты — в деревню прибыли новости, что арестованного сипая зовут Мангал Пандей, и теперь его имя у всех на устах. Он напал и ранил своего офицера-британца. За это сипай был обвинен в бунте и приговорен к смерти.
Уверена, злосчастные патроны тоже сыграли в деле свою роль, но слуги утверждают, что им больше ничего не ведомо. Притворяются, что потрясены и возмущены поступком этого человека, но в воздухе повисло вязкое, словно пудинг, напряжение, а в их глазах я замечаю что-то похожее на радость триумфа.