Сандаловое дерево

В ее золотых волосах? Но почему Фелисити написала любовное стихотворение женщине? И тут я вспомнила название — «Собрание Стихотворений Леди и Джентльмена, 1857».

Я прочла еще одно.

Люблю загадки и спрошу:
Что за чудо нас связало,
Былое с будущим смешало?
Что за тайна древних лет
Сбережет любовь навек?
По ту сторону могилы
Будем вместе, будем живы.

И еще:

Тайна ведома мне одна,
Как весна стара она и юна.
Я об этом так долго молил,
О даре, что все злата затмил.

Фелисити и ее любовник писали стихи как послания друг другу. Я вспомнила, как Адела жаловалась, что Фелисити не показывает послания от возлюбленного. По ее словам, любовник Фелисити жил в Англии и говорил на английском, то есть был таким же человеком Викторианской эпохи, как и она. О своей беременности Фелисити сообщила ему посредством викторианской загадки, и он ответил так же. Несмотря на скандал, оба радовались беременности. Но как вся эта история стала книгой? Я вернулась к первой странице.

Вы джентльмен,
И потому,
Задев меня рукой,
Вы отступили,
Словно я сама огонь.
Нужны ли правила, мой сэр?
Ведь это чистая любовь.

Он ответил:

Я не свободен в том,
Что должно уважать мужчине.
Контракт мне воли не дает,
Но сердце рамкам не подвластно.
И вашей дружбе я так рад,
Как ветру в жаркий день.
Пусть дела нет мне до других,
Однако вам признаюсь я:
Я не могу дышать без вас,
Моя миледи Х.
И Эрос ум похитил мой.
Возможно ли такое?

Для викторианцев само упоминание Эроса было непристойным. Даже в Англии. А в Индии, где расовые и кастовые проблемы куда сильнее, где бушует мятеж сипаев, подобная смелость сродни безумию — а для женатого человека, каким он был, особенно. И тем не менее эта книга, похоже, полный отчет об их тайном романе. Какое безрассудство!

Возлюбленный мой сэр,
Лицо я нынче увидала ваше
В саду среди цветов.
Волшебная луна царила там,
Но свет ее в тот миг померк,
Любовь затмила все светила.
И сердце понеслось куда-то,
Когда коснулись вы меня.

Последнее слово осталось за ним:

Моя Любовь
Ушла.
Я плачу.
Я тону.
И телом и душою
Я погружаюсь в тьму.
И лишь одно
Не позволяет умереть.
Дитя.
Он жив!
И этим смерть
Мы обманули.

Но обманули ли они смерть? Выжил ли их ребенок? Я перевернула книгу и внимательно осмотрела прекрасный переплет из хорошей, мягкой кожи. Сделано профессионально, но кем?

Эти давно умершие женщины подталкивали, подгоняли меня к дальнейшим поискам. И первым местом для исследований я наметила зал в клубе, известный как Кабинет, где одну стену занимали книги.

Вечером мы с Мартином отвели Билли к Лидии в «Сесил» и вместе отправились в клуб.

Глава 40

У стойки бара мы обнаружили Уокера, он заправлялся индийским пивом и толковал о политике с каким-то военным, из ушей которого торчали седые волосы. Подойдя ближе, мы услышали, как Уокер говорит:

— Прежде чем все закончится, может погибнуть до миллиона человек. Во всяком случае, меня это не удивило бы.

Мартин похлопал его по спине, и тот обернулся:

— А, вот и мой собутыльник. Сегодня, ради разнообразия, со своей очаровательной женушкой.

Военный с явным облегчением извинился и поспешно откланялся. Интересно, долго ли Уокер терзал его, подумала я. Мы сели на ротанговые барные табуреты и сделали заказ.

— Я тут только что говорил старине Кромли, что перемещению подлежат более двенадцати миллионов человек. Представляете? Тысячи бездомных семей тянутся по пыльным дорогам со всем своим скарбом — мусульмане по одной стороне, индусы по другой. Кто-то бросает оскорбление или камень — и такое начинается, что не приведи господь.

— Это все агитаторы. — Мартин прикурил «Абдуллу» — для меня, потом биди — для себя. — Положение было бы много спокойнее, если бы людей не баламутили экстремисты.

Уокер кивнул: