Сандаловое дерево

После обеда Мартин сложил кое-что в чемодан и сел за свой стол в углу нашей спальни, чтобы разобрать бумаги. Я достала деньги, лежавшие в жестянке из-под чая, и положила их в кармашек сумочки. Поскольку времени на сборы оставалось мало, я решила взять только необходимое, слаксы и практичную обувь, а черное платье с короткими рукавами и туфельки на высоком каблуке оставить. С грустью попрощалась с лимонным шелковым сари, в котором намеревалась выходить на коктейльные вечеринки в Чикаго. Пройдя на цыпочках в комнату Билли, собрала детские шорты, рубашки и кое-что из нижнего белья. Складывая пижаму с вышитыми голубыми мишками, я спросила:

— А что было в Индии в 1856-м?

— В 1856-м? — Мартин удивленно посмотрел на меня. — Почему ты спрашиваешь?

— Ну… — Те письма были теперь моими. — Просто так. Вспомнилось что-то из учебника истории…

— В 1856-м сильно обострились отношения между индийскими солдатами, сипаями, и офицерами-англичанами. В 1857-м разразилось Сипайское восстание. Вообще-то, это мы его так называем, а для индийцев это Первая война за независимость. Мятеж сипаев обернулся полномасштабной войной. Обе стороны действовали жестоко. — Мартин закусил губу. — Так всегда и бывает. — Он сердито фыркнул и снова спросил: — А что?

— Ничего. — Я положила пижаму в чемодан и взяла светло-коричневый свитер. Как же могла одинокая молодая женщина жить в Индии во время восстания? Да и пережила ли она его? — Представляю, как должно быть ужасно для… постороннего человека оказаться в такой ситуации.

— Да, хорошего мало. — Мартин оторвался от бумаг, встал, пересек комнату и взял меня за плечи. — Как и сейчас. — Он помолчал, словно терпеливо ожидая, когда его слова дойдут до меня и заржавевшие, неразработанные колесики в моей голове придут в движение. — Как сейчас. В эту страну идет война, а вы с Билли — посторонние. Ради бога, слушай, что тебе говорят.

Глава 6

1846–1851

В Сент-Этель девочки привыкли спать в одной спальне, а потому, возвращаясь на Рождество в Роуз-Холл, они и там ложились вместе на большую кровать в комнате Аделы. Так продолжалось потом годами. Ложась в разных спальнях, Адела не могла бы, обсуждая Фанни Паркс, играть с волосами Фелисити, а утром они не пили бы вместе чай, который Марта приносила на подносе вместе с вареными яйцами, беконом, тостами и по-особенному приготовленным мармеладом. Не могли бы совещаться и строить планы, пока Марта разводила огонь, а за окном, в уголках резных рам, собирались снежные треугольники.

Марта изготовила и рождественский поцелуйный шар — двойной обруч, увитый зелеными веточками и украшенный яблоками, остролистом и лентами. В центре висел росток омелы, и каждый, кто проходил под ним, должен был расплачиваться поцелуем. На Рождество девочки прошли под шаром, и Адела принялась целовать подругу. Фелисити рассмеялась:

— Хватит, Адела. Хватит.

В то Рождество Адела часто ловила Фелисити под омелой — как будто нарочно поджидала ее там.

К четырнадцати годам Фелисити, что называется, вошла в тело. Голос стал глубже, выровнялся, обрел глубину, а кожа осталась такой же чистой и свежей, словно светящейся. Золотистые, с розоватым отливом, волосы сделались гуще и шелковистей. Школьная форма с трудом удерживала грудь и плотно облегала округлившиеся бедра.

Адела не отличалась красотой в общепринятом смысле, но ее лицо оживляли пронзительно зеленые глаза, в которых светился незаурядный интеллект. Тело же оставалось угловатым и худощавым — кожа да кости. Платья висели на плоской, как зеркало, груди, зато руки и ноги выросли, что только добавляло нескладности и неуклюжести. Недостаток женственности усугубляла противоестественная тяга к книгам.

Подняв безжизненную прядь русых волос, миссис Уинфилд разжала пальцы и горестно вздохнула:

— Мужчине никогда не понравится девушка, которая считает себя умнее его.

— Так пусть и сам прочитает пару книжек, — хихикнула Адела.

В тот год миссис Уинфилд наняла служанку, в обязанности которой входило присматривать за девочками во время каникул и помогать по дому. Звали ее Кейтлин Флинн, она была ирландкой, и от нее пахло хозяйственным мылом. Вручая форму грубоватой, с румяным лицом и непокорными черными кудряшками, упрямо высовывавшимися из-под белого чепца, Кейтлин, миссис Уинфилд сказала:

— Посмотри, можно ли что-то сделать с волосами бедняжки Аделы.

— Да, мадам. — Кейтлин ловко исполнила книксен и игриво улыбнулась подругам, давая понять, что она на их стороне.

Когда служанка поднялась по лестнице в крыло для прислуги, Адела заметила:

— Думаю, Кейтлин не намного старше нас.

— Да, — согласилась Фелисити. — И лукавства ей тоже не занимать.

Девочки переглянулись и пропели в унисон:

— Слава богу!