Сандаловое дерево

Индиец. Мне претит называть его по имени. Как будто причисляя этого человека к безымянным массам, я могу заставить его исчезнуть или хотя бы принизить его важность. В разговоре я обращаюсь к нему «сэр», а он, в свою очередь, с вежливым поклоном отвечает мне «мэм». Мы обмениваемся отрывистыми и короткими репликами, и именно я всегда задаю тон. Бессердечно, жестоко, я знаю, но так уж есть. Мы ведь были куда счастливее, когда нас было двое.

По крайней мере, он человек не низкого происхождения: говорит на безукоризненном английском, жил в Лондоне и учился в Кембридже, происходит из семьи богатых землевладельцев, занимающихся, как я поняла, шелком. И все же он — индиец, а мы представляем Радж, и ничего хорошего не может получиться из такого союза именно в наше неспокойное время.

Волнения в среде сипаев начались с новых патронов. Несомненно, что оружейная смазка из коровьего или свиного жира оскорбляет, как они считают, их веру. Независимо от того, может ружейная смазка оскорблять религиозные чувства или нет, сама по себе религия — не тот предмет, к которому можно относиться как к пустяку в этой стране многобожия.

Глава 18

1947

Я открыла книгу примерно на середине, посмотрела дату — 1855-й — и пролистала несколько страниц, заполненных обычными церковными записями, пока не добралась до 1856-го. Бесконечное перечисление одних и тех же событий — рождений, крестин, смертей — перемежалось примечаниями, в которых сообщалось, например, о том, что такой-то прихожанин болен чахоткой, а для Клуба приобретены новые ратанговые стулья, или излагалось описание шикарного бала в резиденции вице-короля.

Перевернув очередную страницу, я наткнулась на выведенный каллиграфическим почерком заголовок: Новоприбывшие, с января по июнь 1856. Далее следовал список — даты, имена чиновников и членов семей, военных с указанием звания и где-то на середине страницы такая запись: Май 1856, мисс Адела Уинфилд, компаньонка мисс Фелисити Чэдуик. Сомнения рассеялись. Там, на кладбище, Адела.

Я перешла к январю 1857-го. Сообщения о рутинных приходских делах прерывались презрительными ремарками о мятежных сипаях. В марте на бумагу излилась следующая, дышащая злобой запись:

Март 1857

Снова слухи о том, что эти проклятые патроны есть заговор против их веры. Генерал Энсон говорит, что не уступит варварским предрассудкам.

Верно! Верно!

Для священника настрой довольно-таки кровожадный, но ведь отец Локк сказал, что иногда ведение книг доверялось тем, у кого просто было для этого время. В данном случае писавший, похоже, выражал мнение большинства.

Апрель 1857

Мятеж! Сипай в Барракпуре, некий Мангал Пандей, и впрямь выстрелил и ранил британского офицера. Здесь все в ярости. Это терпеть нельзя.

Апрель 1857

Пандея повесили, но имели место беспорядки.

Май 1857

Несчастье в Мееруте. Сипаи убили всех христиан! Сейчас они направляются в Дели, чтобы привлечь на свою сторону Императора. Бахадур Шах Зафар никогда не даст благословения этим мятежникам. Он слишком умен, чтобы бросать вызов Короне и подавит смуту.

Май 1857