Сандаловое дерево

Затем я помчалась в мясную лавку, где заправлял человек с огненно-рыжей бородой, и купила то, что требовалось, взяв на вооружение свой свежий школьный опыт, то есть тыкала пальцем, показывала жестами и рисовала картинки. Упрощенно изобразив на листе бумаге кучерявого барашка, я произнесла: «Бе-е-е». Я чувствовала себя идиоткой, да и картинки внушали некоторое беспокойство; живя среди вегетарианцев, приходилось осторожничать, и мне не очень-то нравилось обозначать прямую связь между аппетитной отбивной и симпатичным животным. Но я показала мяснику набросок и безжалостно подняла семь пальцев.

Пока продавец заворачивал мясо, я думала, что вскоре этому человеку придется решать: то ли остаться здесь, среди индусов, то ли перебраться через новую границу в Пакистан. Я огляделась в поисках чего-то, что указывало бы на скорый переезд, но все выглядело как обычно. Вокруг висевшей на крюке кровавой туши с монотонным жужжанием кружили мухи, в бамбуковой клетке кричали гуси, и мясник, когда я подписала долговую расписку, наградил меня благозвучным «салам». Как и другие торговцы, в конце месяца он пришлет счет в наше бунгало.

Выйдя из лавки, я повесила корзину на руль и, обернувшись, увидела, что мясник уже опустился на свой деревянный стул, дымит биди и, перебирая четки, бормочет молитву. Если уж мусульманин в Масурле выглядит таким умиротворенным накануне раздела империи, то черта с два я позволю Мартину убедить меня сидеть дома.

Поднимаясь по склону холма, я остановилась купить картофель и горох у сидевшей у края дороги женщины в сари арбузного цвета. Я показала, чего желаю, и она проворно завернула овощи в газету, чему не помешал даже спавший у нее на руке младенец. Один конец сари покрывал ее голову, и на гладком коричневом лбу не было тики, из чего я сделала вывод, что она тоже мусульманка, однако же все равно, ничего не боясь, сидит здесь со своим ребенком.

Я присоединила горох и картофель к мясу в корзине и вновь налегла на педали, не обращая внимания на взгляды, что вызывали мои широкие брюки, солнечные очки и растрепавшиеся на ветру светлые волосы, и через несколько минут припарковалась напротив магазина привозных товаров, который держал Маниш Кумар, предприимчивый индиец, торговавший овсяным печеньем, мармеладом, чаем «Эрл Грей», консервированными сардинами и прочими британскими товарами. Здесь я нашла мятное желе для баранины, баночное молоко для чая, коробку английских тянучек и запыленную бутылку бургундского. Так и не обнаружив лестницу, я уже начала подумывать, что за ней придется ехать в Симлу. В последнюю минуту я добавила в корзину шотландский виски — вовремя вспомнила, что дома он уже почти закончился.

У Маниша круглая голова, круглое лицо и круглое же тело — вылитый Фальстаф. Вместо уже привычной мне оранжевой тики у него на лбу три горизонтальные белые полоски, которые он наносит сандаловой пастой, из-за чего похож на какого-то дикого туземца. Я выгрузила покупки на небольшой прилавок, и Маниш кивнул:

— Покупаете английскую еду и французское вино. Вечеринка намечается?

— Небольшая. Как ваши дела, Маниш?

— Прекрасно, лучше не бывает. — Его улыбка вдруг угасла. — Даже несмотря на то, что из города приезжает мать жены.

— Уверена, что ваша жена будет рада ее увидеть.

Он печально покачал головой:

— Нет. Даже жена не рада. Она приезжает из Калькутты потому, что там сейчас опасно. — Широкая улыбка вновь озарила его лицо. — Но здесь ведь хорошая карма, правда?

— Просто великолепная. — И я подумала: неужели это карма, Великий Регулятор, не позволяет этому человеку грустить? Уж не в этом ли его секрет? — Это ведь благодаря карме все в конце концов становится явным, не так ли?

Он радостно закивал:

— Может, да, может, нет. Но не нужно желать того, чего нет, верно? Желать — значит страдать. Лишь принимая все как есть, мы находим гармонию.

— Разумеется. — Я задержала взгляд несколько дольше, чем того позволяли правила приличия, на лице этого философа, торгующего привозным печеньем. Лишь принимая все как есть, мы находим гармонию? Над этим стоит поразмыслить. Но в тот момент я не была готова отказаться от обследования сандалового дерева, поэтому спросила: — У вас есть какие-нибудь лестницы?

— Нету, госпожа, но могу раздобыть.

— Отлично. Как скоро?

И вновь оно — это ужасное покачивание головой:

— Очень скоро, госпожа.

— Гм… За пару дней или за пару недель?

— О да. — Кивок. — Всего за несколько дней.

Я хотела спросить, за сколько именно, но вспомнила женщину в абрикосовом сари, которая сказала, что церковь будет закрыта весь день, но велела приходить через два часа.

— Хорошо, — сказала я. — Закажите, пожалуйста, лестницу и пришлите мне на дом, как только ее доставят.

Я подписала долговую расписку, и Маниш заулыбался. Когда я села на велосипед, он крикнул:

— Езжайте помедленнее, госпожа.

После чего улыбнулся еще шире и помахал мне рукой.