Сандино

Обозреватель «Нэйшн» Хейвуд Браун, с трудом сдерживая возмущение, спрашивал: «Если Сандино угрожает Соединенным Штатам у подножия далеких гор Никарагуа, то тогда у нас есть все основания отправить завтра морскую пехоту в Монако. В самом деле, это было бы даже более логичным, ибо в этом случае у нас было бы больше оснований кричать, что американская собственность находится в опасности».

Интересна концовка статьи Хейвуда Брауна. Он писал:

«Допустим, что Сандино действительно бандит, скверный человек… Но и при этом нельзя забывать, что никарагуанский городок Килали находится далеко от Чикаго. В конце концов у нас есть свои собственные бандиты, свои собственные плохие люди, которые то и дело дают о себе знать то тут, то там. Так почему же нам не сосредоточить свое внимание именно на них?»

Положение в Никарагуа настолько обострилось, что 11 января 1928 года посланник США в Манагуа Эберхардт предложил своему правительству объявить Сандино войну, ибо, по его мнению, это было бы «лучшим решением проблемы». Два дня спустя государственный секретарь Келлог ответил Эберхардту, что его предложение «непрактично, поскольку предполагает признание Сандино воюющей стороной».

Двадцать седьмого февраля у местечка Эль Брамадеро произошло крупное сражение. Епископ департамента Гранада Кануто Рейес благословил батальон американских оккупантов, направлявшихся «покончить с бандитом Сандино». Но епископское напутствие не возымело действия. Вот как описывает сражение у Эль Брамадеро сам Сандино: «Мы уже хорошо изучили тактику янки… Установив пулеметы на ключевых позициях, мы стали ждать. Бригада в полном составе разместилась в заранее установленном месте. Наконец наступил решающий момент… Наше оружие раскалилось докрасна. Бедняги янки падали как подкошенные. Такого разгрома я не видел никогда в жизни. В отчаянии, обезумев, они стреляли куда попало; они карабкались на деревья, но тут же падали, сраженные пулеметной очередью; устремлялись к пулеметным гнездам, но, рухнув, оставались лежать на полпути. Они шли во весь рост и представляли великолепную мишень для наших стрелков. Оружие, благословленное епископом Гранады, им не пригодилось. Они бежали в панике. Наша победа была полной. Янки оставили на поле боя сотни убитых и раненых…»

Американские солдаты пытались укрыться на плантации сахарного тростника вместе с сотнями раненых и убитых. Партизаны подожгли плантацию с четырех сторон. Сухой ветер быстро подхватил смертоносное пламя. Но Сандино великодушно приказал потушить огонь и подобрать раненых.

Вскоре после сражения у Брамадеро на реке Коко произошел следующий эпизод. Разведка партизан обнаружила ночью американский военный лагерь. Чтобы в темноте не спутать, где свои, а где противник, Сандино приказал партизанам раздеться догола и атаковать американцев. Вооруженные одними пистолетами и мачете, голые партизаны разгромили крупное соединение противника.

Военно-морское министерство США сообщило, что за год — с 30 июня 1927 года до 30 июня 1928 года — морская пехота приняла участие в 85 боях против Сандино.

Сандино поддерживал связь со многими людьми за пределами Никарагуа. Он охотно вступал в переписку и, не жалея сил и времени, разъяснял цели своей борьбы.

В начале февраля 1928 года у Сандино побывал корреспондент телеграфного агентства Советского Союза. В беседе с ним Сандино изложил свои политические требования. Вот они:

— Немедленный увод американских войск из Никарагуа.

— Назначение временным президентом Никарагуа гражданского лица, человека, который никогда не был ни президентом, ни кандидатом в президенты.

— Организация новых президентских выборов под контролем комитета, состоящего из граждан Никарагуа.

Большой резонанс в Латинской Америке и во всем мире имело интервью, которое Сандино дал в феврале 1928 года известному американскому публицисту, видному специалисту по проблемам Латинской Америки Карлтону Билсу.

Чтобы добраться до Сеговии — центра военных операций сандинистов, надо было проделать долгий и трудный путь через непроходимые чащи и крутые горы. В затерявшемся в горах ранчо Мина де Сан-Педро Билса встретили три проводника Сандино. На вопрос Билса, где Сандино, они ответили: «Это знают только бог да сам Сандино».

После долгих мытарств Биле, наконец, прибыл в штаб Сандино в Сан-Рафаэле. Первый же часовой его окликнул.

— Стой, кто идет?

Проводники Билса ответили:

— Да здравствует Никарагуа!

Тогда часовой спросил пароль, и проводники отчеканили:

— Не торгуй родиной!

Затем Билса проводили в отведенный для него дом. Журналиста поразили спокойствие и порядок, царившие в лагере сандинистов.

«В четыре часа утра, — вспоминает Биле, — меня разбудил звук рожка, и через полчаса Сандино принял меня в своем кабинете, при свете фонаря. Его жена, очень красивая женщина, подала нам кофе с лепешками. Пока мы разговаривали, фонарь постепенно угасал и в комнату заглянуло солнце.