Сандор / Ида

Она проверила почту – нет, от папы ничего. Укол разочарования. Двинувшись к выходу, Ида задержала шаг у маминой комнаты. Вгляделась в копну волос, вдохнула повисший в комнате затхлый тяжелый запах и уже хотела было идти дальше, но замерла. Однажды – и случиться это может в любой день – Ида так же пройдет мимо ее комнаты в школу, встретится с подружками, потом заснет на религиоведении, а мама в это время будет мертва. Ида пойдет в столовку, пожалуется на отвратительный обед, кто-нибудь залепит ей в голову огрызком, а мама тем временем будет лежать в кровати, неподвижная, холодная и брошенная. Вдруг она так несколько дней пролежит, а Ида и не заметит? Ведь Ида-то считает, что даже если мама целыми днями не встает с постели, то это оттого, что у мамы депрессия. К депрессии Ида относится почти как к месячным – надо смириться, и всё. Ну а вдруг…

Ида толкнула дверь и вошла в полутемную комнату.

– Мама?

Грудная клетка не поднималась и не опускалась. Или?.. Ида подошла поближе и склонилась над укрытой одеялом кучей. Она почти уткнулась в немытые мамины волосы, засаленные, слипшиеся сосульками. К горлу подкатила тошнота, и Ида отшатнулась, силясь задержать дыхание.

Мама лежала, уткнувшись лицом в стену. Ида собралась с силами, склонилась еще ниже и заглянула с другой стороны. Так спит или умерла? Нет, непонятно. За волосами лица не видно.

Прикоснуться к телу она не отваживалась – а вдруг оно совсем холодное? Найти зеркало и поднести его ко рту, чтобы… Нет, мама тем временем и правда помрет, а если она спит, лучше выяснить это сейчас, и тогда Ида успеет в школу до того, как Бритта Байс запрет двери перед носом опоздавших.

Она набралась мужества и откинула с маминого лица волосы, а затем с трудом повернула тяжелую мамину голову. Из уголка рта сочилась струйка слюны. Она пристально вгляделась в безвольное лицо. До чего же мама стала некрасивая, такая измученная и старая – не поверишь, что прежде ее называли симпатичной.

Ида с силой хлопнула ее по щеке, почти оплеуху отвесила.

– Эй!

Ничего. Но и кожа не особо холодная. Или холодная? Ида оттянула мамино веко – так делали по телевизору, но как истолковать увиденное, не знала. Белок светлый, ну и что с того? Сердце у Иды замерло.

Мама вздрогнула и резко села в кровати. Огромные глаза удивленно смотрели на Иду. Ида отпрянула. Они пристально разглядывали друг дружку. Ида опомнилась первой. Она благодарно улыбнулась маме и положила руку ей на плечо.

– Это я. Извини.

Мама потихоньку пришла в себя.

– Ты чего? Что ты тут делаешь?

– Я не знала… Просто хотела проверить…

Мама снова откинулась на подушку, обхватила голову руками и заохала.

– Бедная я. Моя голова… – Она сморщилась, посмотрела на Иду и улыбнулась.

– Доченька, ты поела? Надо есть. А ты разве не?.. Сегодня же не выходной? Тебе в школу не идти?

У Иды комок к горлу подкатил. Эта жалкая попытка поступить «как мама» бесконечно растрогала Иду, и та нежно погладила маму по щеке, как будто это она была мамой, а мама – ее больным ребенком.

– Сейчас пойду, – Ида обняла ее, вдохнула мамин запах. Отвращения она больше не чувствовала – просто хотела попрощаться перед уходом.

Мама рассеянно обняла ее в ответ.

– Ясно… Ты аккуратнее. Пока, солнышко.

Ида постояла еще немного, а мама отвернулась. Опять лицом к стене. Вот черт!

– Может, займешься чем-нибудь сегодня? Хотя бы выйдешь воздухом подышать? – Она услышала, как вымученно это прозвучало, и едва не заплакала.

В ответ мама лишь тихо пробормотала что-то, но не «обязательно, так и сделаю», а скорее нечто противоположное. Ида сглотнула, поморгала, чтобы слезы не потекли по щекам, и, покинув тошнотную комнату, отправилась в школу. Шлак, а не жизнь!

* * *

– Ты глянь – спать можно стоя! – сказал Тоббе, уткнувшись в книгу. Сандор, уже с рюкзаком за плечами, стоял на пороге и смотрел на часы. Ну всё, теперь они точно опоздают.

– Мы сейчас не успеем.

Тоббе по-прежнему пялился в книгу.

– Спят и вроде как привязанные. Глянь!

Он возбужденно сопел. Пахло от него потом. Как всегда. Может, сказать ему? Но как начать? «Кстати»? Или наоборот – «я тут давно хочу тебе сказать»? Не проканает. Ему, скорее всего, будет до лампочки. «От меня плохо пахнет? Ясно. И чего?»

Тоббе не унимался.

– Это потому, что в космосе нет ни верха, ни низа.

Сандор раздраженно фыркнул, но тут же оборвал себя. Тоббе так общается, и почему бы не пойти ему навстречу. Уж Сандору-то следует понимать, каково это, когда тебя не воспринимают всерьез. Он заглянул в книгу.

– Ух ты!

Тоббе весь светился от признательности.

– Вот так они на МКС, этой новой станции, и спят. Круть, да?!

– М-м-м.

– И раньше, на «Мире», тоже так было.

– Вон оно чего…

– Ты прикинь, а? Спать стоя!

Нет уж, хватит. Сандор посмотрел на часы и делано ужаснулся.

– Ой! Давай быстрее!

– Я туда полечу, клянусь!

– Да, пора бы. Уже без двадцати.

– Жить на такой станции… Грузовые корабли привозят им воду, еду, книги – вообще всё, что нужно.

– Удобно.

И то верно.

– Ты прикинь, а? Сиди себе и целыми днями ставь научные эксперименты. Прямо как специально для меня работа.