-- Меня попросили сказать, вот я и говорю. Рос маленький мальчик, один со своей матерью, ходил в школу, все давалось ему легко, только надо было во всем слушаться свою маму, тогда у него и карманных денег было вдоволь. Мама много работала, она была парикмахером и зарабатывала много. Он кончил школу и поступил в институт. Алексей был очень способным, но избалованным, он не привык свои дела доводить до конца, все за него решала мама. Мальчик вырос и женился. Институт закончить ему не пришлось, не хотелось преодолевать трудности. Он пошел работать, а на работе его по-настоящему ценили. Руки у него были золотые, в технике он хорошо разбирался. А потом родился ребенок, девочка, а не мальчик, как хотелось его маме. Ее даже и назвали, как мальчика, как хотела его мама. Девочка была маленькая и часто болела. Нам было трудно, но все проблемы решались так, как скажет мама. Мы слушались ее во всем. А потом постепенно власть мамы стала давить, ему хотелось многое решать самому, это не удавалось. На работе его ценили, а дома им помыкали. Успехов на работе было много, как приятно было их отметить со своими друзьями. Так в нашу семью пришла водка. Все началось с малого, с одной рюмки после работы, с кружки пива с друзьями. Мужа не тянуло домой. А когда он приходил, он не видел своей дочери, я старалась уложить ее спать до прихода отца. Было неприятно видеть, как он целует ребенка своими пьяными слюнявыми губами. Вскоре девочка уже не спрашивала, где папа, почему он поздно приходит. Можно простить обман и измену, но как простить человека, обворовавшего своего ребенка, лишившего его любви и ласки. Пыталась ли я бороться? Пыталась. Что может сделать жена? Уговаривать, плакать, кричать, требовать, молить... Как трудно смотреть в глаза своему ребенку, спросившему, почему папу во дворе называют пьяницей? Потом ребенок вырастает и перестает спрашивать...
-- Грех великий, Антонина, так про покойника говорить.
-- Грех? Чем же я согрешила, что раз в жизни прилюдно правду сказала?
-- Накажет тебя господь за грехи твои, за то, что оговариваешь хорошего человека.
-- Да разве можно меня еще больше наказать? Преступнику суд срок наказания определяет, а у меня жизнь была, что бессрочная каторга. Грех мой в том, что терпела, что блевотину пьяную отстирывала да убирала, что ждала по ночам, вздрагивая от каждого стука в подъезде, что побоялась уйти с маленьким ребенком. Все думала, как же я лишу ее отца, как же выращу ее одна? Свои грехи я давно у бога слезами замолила. Бог меня и так наказал. Двоих детей я потеряла, умерли они, едва родившись, один слабенький был, родился до срока. Да где же ему сильным-то быть, когда отец его толкнул меня, а я упала на живот. Второй родился мертвым, врачи говорили, что из-за водки... Грех мой, что старшенькую свою не уберегла, искалечил ей Алексей жизнь. Ушла из дома... Может еще и выживет...
-- Мама!
-- Прости меня, дочка! И вы, люди добрые, простите. Разговорилась я что-то, мне, как вдове, плакать положено, а слез у меня больше нет, выплакала я давно все свои слезы. Любовь моя с теми слезами вся и вышла до самой последней капельки. Когда видите пьяного -- не жалейте его, жалейте его детей, которые ждут его дома. И есть ли у них деньги на еду и игрушки? Жить сейчас трудно, легко плыть по течению, сваливать на обстоятельства причину своего пьянства, а труднее всего умереть достойно, чтобы не было родственникам стыдно... Жил, мучая других, и умер так, что слова доброго сказать нельзя.
-- Замолчи, Антонина!
-- Я все уж и сказала. Ты, Саша, только меня не жалей, у тебя теперь своя жизнь, только никогда не люби из жалости.
Мама замолчала и села, казалось, силы совершенно ее покинули. За столом воцарилась тишина, а потом все начали потихоньку расходиться. Люди выходили молча, не глядя друг другу в глаза. А перед портретом отца стояла нетронутая рюмка водки.
Максим осторожно тронул меня за руку, помог встать и вывел из-за стола.
-- Пойдем, попрощайся с мамой, и поедем.
Я вышла из комнаты и прошла на кухню; мамы там не было. Я нашла ее в коридоре, она прощалась с сослуживцами отца. Их начальник снял шляпу, наклонил голову и прижался губами к маминой руке.
-- Простите нас, Антонина Владимировна, что были рядом и не уберегли человека. Что будет нужно, обязательно позвоните.
-- Спасибо вам большое, но мне уже ничего не надо. Вы не беспокойтесь.
Мужчины неловко потоптались в коридоре и вышли из квартиры. На кухне за закрытой дверью чуть слышно гремела посудой соседка. Мама подняла на меня потухшие, ничего не выражающие глаза.
-- Мама, я...
-- Ничего, дочка, все в порядке. Спасибо, что приехала.
-- Мама, я помогу.
-- Нет, у тебя должна быть своя жизнь.
-- Поедем со мной.
-- Что ты! Как же я бабушку оставлю? Ей же без меня плохо будет. Болеет она последнее время, нельзя ее одну оставлять. Алеша для нее всем был. Мы теперь вместе жить будем, вспоминать...
-- Мама, я останусь.
-- Нет, у тебя должна быть своя жизнь, здесь ты пропадешь. Ты же не простила его, я же вижу. Ты не сможешь здесь жить.
-- Мама, а навещать тебя я могу?