Саньяси (СИ)

– Думаю, что закрыть нашу дискуссию можно так!.. – Произнёс граф. – Чтобы простить, спроси себя, что ты хотел получить в этой ситуации и не получил? И смириться с тем фактом, что желание осталось неисполненным. Да, мир не упал к твоим ногам, и ты не являешься всеобщим любимцем. А если это так, то нужно больше ценить тех, кто рядом с нами.

– Золотые слова! – Негромко воскликнул князь, и поднял рюмку. – За умение ценить окружающих тебя людей!

– Разумеется, и они несовершенны в любви и могут испытывать к нам очень непростые чувства. – Не обращая внимания на тост князя, граф продолжал ораторствовать. – Но с ними мы можем обсуждать свои проблемы и говорить о том, чего бы нам хотелось. Не в форме ультиматумов, а форме диалога. Ожидая услышать: это я могу для тебя сделать, а вот это, извини, никак. Если это трудно принять, задумайся, не идеализируешь ли ты людей, не приписываешь ли им воображаемые возможности.

– Браво, князь! – зааплодировал Посадов.

Дьяков вдруг сунул руку за отворот пиджака и достал небольшую книжку. Пролистнул несколько страниц и прочёл вслух:

"Не будем же думать, будто мы, прощая ближнему, ему оказываем благодеяние, или великую милость; нет, мы сами тогда получаем благодеяние, сами для себя извлекаем отсюда великую пользу. Равным образом, если мы не простим ближним, то чрез это им нисколько не сделаем вреда, а себе приготовим невыносимую гееннскую муку".

– А это кто? – Спросил Посадов.

– Это святитель Иоанн Златоуст. – Ответил Дьяков, пряча книжицу.

– Ага, значит, Златоуста на память не помните? – Не удержался от колкости Гэлбрайтов.

– Чего Вы к нему прицепились? – Поморщился граф.

– Да так. – Замялся Гэлбрайтов.

– Так где же поставить запятую? Обидеться нельзя, простить? Или всё же: Обидеться, нельзя простить? – Спросил князь, бросая скомканную салфетку в пепельницу.

Слушая этих людей, глядя на их лица, я вспоминал совсем другую дискуссию, ту, на диком пляже, которая не шла ни в какое сравнение с, потрясающей воображение, эрудицией, умением держать себя и при этом ещё и шутить. Это было уже в конце нашего отдыха. Мы тогда приняли на грудь приличную порцию спиртного и спорили чёрти о чём.

– Я не пропагандист дамоклового меча. – Сказал он, слегка заикаясь.

– Так чего же ты тогда об этом говоришь? – Поинтересовался я.

– Я говорю о том, что ситуация сейчас меняется со страшной силой. Если хочется чего-нибудь экстраординарного…

– Митька, то, что вокруг меняется, нас совершенно не касается. – Перебил я его. – Абсолютно.

– Касается прямым образом. – Возразила Карина.

– Никаким. – Настаивал я на своём. – Абсолютно никаким.

– Ни фига себе заявочки?! – Возмутился Митька.

– Ну что изменилось оттого, что где-то стреляют? Что? – Потребовал я ответа.

– Что? – Переспросил Митька.

– Да, для тебя лично? – Уточнил я.

– Для начала цепная реакция. – Ответил он.

– Никакой. Абсолютно никакой. – Спокойно возразил я. – Для тебя лично ничего не изменилось.

– Ну, извините!.. – Он прожевал грибок, приложил салфетку к губам, добавил. – Я придерживаюсь иного мнения.

– Ты опять же рассматриваешь ситуацию с какого… – Начала Маша, но я её перебил.

– Я же спрашиваю: для тебя лично, – я сделал паузу, – что изменилось? Вот американцы начали войну в Ираке. Что изменилось для тебя лично?

– Мне? – Недоуменно переспросил он.

– В Афганистане идёт война. Что изменилось для тебя? Лично? – Я напирал.

– Ну, как же?! – Он улыбнулся. – Героин стал дороже!..

– Можно подумать, ты его покупаешь. Пока тебя не коснётся, ты не почешешься. А почешешься, никто и не заметит. – Продолжал я.

– Ха-ха! – девушки захихикали, отмечая удачную шутку.

– Да, накладно стало. – Поддержала Микешку подруга.

– Не, Митька, пока… – я подцепил на вилку гребешок и продолжил, – пока не коснётся конкретно тебя или твоего окружения всё, что вокруг происходит, тебе до фени.

– Позиция очень специфическая. – Отмёл мои доводы он.

– Это не позиция! – Попробовал я возразить.

– Когда уже коснётся тебя, – не замечая моей реплики, продолжал он, – непосредственно поздно пить боржом, когда почки отвалились.

– именно. – Вновь поддержала его подруга.

– На фиг, вдребезги и пополам. – Продолжал он горячиться.

– Хорошо! Хорошо! Хорошо! – Пытался урезонить его я. – Я не буду с девушкой спорить, она у нас ещё человек молодой…

– Это ты мне так мягко намекнул?.. – Вспыхнула Карина.

– Я у тебя спрошу, – я обратился к Микешке, тыкая в его сторону вилкой, как дирижёр своей палочкой. – Скажи мне, пожалуйста, а что изменится от того, что ты будешь знать о завтрашних событиях в мире? Для тебя лично? Внесёт изменения в твою личную жизнь? Никак.

– Я думаю несколько иначе. – Попробовала вмешаться Маша.

– Подожди. – Я отмахнулся. – Смотри. Вот возьмёт завтра и войдёт в нашу бухту американский авианосец. Для тебя это изменит что-то? Ты можешь противостоять этому? Нет.

Могу. – Сказал Митька.

– Нет. – Отрезал я.

– Могу. – Упрямо повторил он.

– Не можешь. – Возражал я.

– Могу. – Настаивал он.

– А вот и нет. – Ухмылялся я.

– Могу.

– Ну, как?

– А я пойду и скажу: америкэн бой!

– и всё?! – Слегка удивился я.