Саньяси (СИ)

Однако же уединение наше уютное с её светлостью, красавицей неприступной и своенравною слывущей, не прошло незамеченным средь горожан заботливых, вниманием своим чрезмерно участливым деву юную ничуть не обделяющих. Ужин наш дружеский, при свечах пылающих и камине жарко натопленном, многажды прерывался беспощадно гражданами любопытствующими, о благе своей любимицы беззаветно пекущимися, живота не жалеючи. От вмешательства этого бесконечного, несвоевременного и потому утомительного, сделалась графиня печальною, в мысли невесёлые о судьбе своей нелёгкой с головою погружённой. Присела с грациею небрежной, задумавшись не на шутку, у трельяжа древнего, в стекло прозрачное, облик её пресветлый рисующее, взор тоскливый свой устремив, а на меня и не глядит вовсе, будто не замечает и о присутствии моём позабыла разом. Вдруг вошёл в комнату эту дивную мужчина небывалый, и ликом, и походкою, и манерами на ловеласа местного похожий, но не он, конечно же, ибо на штанах его красовалась прореха огромная, а в глазах клубился туман нездешний, потусторонний. Приблизился он к деве задумавшейся, ничего вокруг себя не замечающей, и таким состоянием её воспользовавшись, поднатужился малость, зеркало тяжёлое, одним усилием могучим, в воздух поднял и на выход шагом строевым понёс. Я же и глазом моргнуть не успел, лишившись понимания всякого, что происходит здесь, как в проёме дверном исчез внезапно и мужчина странный, и трельяж поразительный. Её сиятельство, прелестная и свежая, как утро раннее, весною овеянное, тем временем очнулась от оцепенения непонятного и гневаться изволила на разгильдяев каких-то из службы безопасности городской, что за нею следили столь тщательно и планы разные коварства величайшего строили, когда из-под носа их длинного, любопытством излишним страдающего, артефакт силы колоссальной, для магических деяний опасного, похитить исхитрились. Ко мне же дева младая, опечаленная событием сим прискорбным, поспешила за утешением душевным и советом рыцарским. Я обещание дал ей твёрдое, честью и шпагой моею подкреплённое, что артефакт сей, столь её сердечку доброму приглянувшийся, во что бы то ни стало добыть сумею: в бою ли кровавом, интригами ли лукавыми, испытаниями ли трудными, от меня отваги недюжинной и смелости троекратной потребующими. Засим с графинею мы часы оставшиеся до рассвета алого, красною розой на небосклоне расцветшего, в беседах долгих и увлекательных провели, из коих довелось почерпнуть мне мудрость глубочайшую и знания пользительные, могущие на будущее службу верную понести. Горожане же, столь смиренным поведением леди светоносной, всякого смельчака хладом разящей, в самое сердце поражённые, в Любограде сказочном истории страшные рассказывать начали, посягнув на имя честное, предательством гнусным, о коем много ныне речей случайных ведётся, нисколько не запятнанное. И да будет всем слышащим сие известно!

Дверь в чайную избу распахнулась, и на крыльцо вышел мужчина в летних брюках кремового цвета, зелёной рубашке защитного цвета с полусотней карманов, в плетёнках на босу ногу. Карие глаза лукаво улыбались. Прямой нос с небольшой горбинкой и тонкие, растянутые в приветственной улыбке, губы немного противоречили цвету его волос. Они седые, я бы сказал совершенно белые, походили на белую лохматую подушку. Не узнать его было невозможно.

– Господин рыцарь! – Обратился он к субъекту, слегка раскачивающемуся передо мной. – Опять Вы надрались, как сапожник, и пристаёте к прохожим.

– Засим прошу дозволения откланяться. Остаюсь искренне Ваш… – Торопливо и неуклюже поклонился тот, шаркнув железным башмаком по булыжникам.

– ДО свидания. – Не в тон ответил я.

Рыцарь развернулся и, гремя доспехами, как только мог быстро зашагал прочь.

– Не обращайте внимания. – Сказал седой мне. – Он добрый малый, но как выпьет лишку, начинает искать виноватых в чём угодно. Пойдёмте. Вас давно ждут.

Я поднялся на крыльцо. Кто-то из-за двери распахнул её перед нами, и мы вошли.

– Шкипер назначил встречу в чайной избе. – Продолжал седой.

– Хм… – С сомнением хмыкнул я. – Если это приглашение, то весьма необычное, если не сказать хуже.

– А в чём проблема? – Удивлённо обернулся седой.

– Проблема в том, что меня выкрали самым натуральным образом, угрожая взрывчаткой, автоматами и прочим стреляющим железом.

– А! – Рассмеялся он. – Это бутафория.

– Знаете, мне лично было как-то не до смеха.

– Разве Вас не поставили в известность? – Нахмурился седой.

– Кто?

– На самом деле Вас выкрали. Но один очень уважаемый здесь человек успел замолвить словечко за Вас, и нашей службе безопасности удалось убедить похитителей передать объект похищения нам без предварительных условий. Сопровождавшие лица должны были об этом уведомить Вас.

– Увы!.. Видимо, они запамятовали…

– Ладно. Извините. Я разберусь. Пойдёмте.