Санитар

Накануне дежурства Серый запоздно сидел у Васька Стрижака, неразливного скоропомощного друга. Жарили картошку с луком традицион-но и судили-рядили, как всегда, о служебных делах. Говорили между прочим, что Матюхин, выбивая подстанцию в передовые, безусловно и прежде всего преследует шкурные цели. Естественное для человече-ской натуры движение, рассуждал Серый, жуя жгучий картотечный ко-мок и гася его пивом, заботиться о своей карьере, и было бы оно по-хвально, если бы не страдал народ. Естественное, усмехался Стри-жак, но только не для нас с тобой, потому что мы ленивы. А без дис-циплины с этой оравой не справиться. Плохо, что Матюхин различий не делает, всех под ноготь! Серый, давясь картошкой от смеха, сказал, что Матюхин отныне требует встречать его стоя, когда он входит на утрен-нюю конференцию. Иди ты! удивился Стрижак, три дня не быв-ший на подстанции, у него выдался большой перерыв. Хотя все правиль-но. Восточный царек. Маленький Сталин. И методы соответствующие. Такому только дай власть! Жибоедов рассказывал, продолжал Се-рый, Матюхин хвастал у себя в кабинете, что подстанция у него в кула-ке. Что хочу, то и сделаю! Еще сделает! воскликнул Стрижак. И по-кажет вам такое!… Почему только нам? удивился Серый. И сказал, что у Матюхина есть все основания ненавидеть Стрижака, поскольку тот со своей бригадой кардиореанимации, вносит в коллектив заразу непови-новения. Это было узкое место на подстанции. Бригада кардиореанима-ции, старшим врачом которой был Стрижак, гордость скорой, номи-нально Матюхину не подчинялась, только имела на подстанции стоянку. Матюхину это давно не нравилось, и который год он старался от реанима-торов с их спесью избавиться. А мы снимемся, в случае чего, и уйдем на другую подстанцию! сказал Стрижак. Сползли на тему усталости. Се-рый посетовал на нехватку фельдшеров, на то, что нет времени, сил и же-лания самому приводить машину каждый раз в пристойный вид, бегать за всеми этими наволочками, тряпками, прикручивать баллоны, выпра-шивать, убирать. Кой черт! Надоело! Если бы ты меня слушался, ска-зал Стрйжак, давно бы работал нормально, в чистой теплой машине и фельдшера бы у тебя были и слушались с полужеста. Это тоже была старая тема. Стрижак ругал Серого за нежелание работать привилегированно, на спецах. Стрижак видел за этим лень. То, что Серый не может ничего путного сказать в свое оправдание, Стрижака раздражало в крик. Неужели ты настолько ленив! орал он каждую встречу за картошкой с луком. Что не можешь пройти эти дурацкие курсы! Пере-стань, наконец, жевать тряпку! Напиши только заявление! Заскучаю я у вас, отвечал всякий раз Серый. Тогда не плачь! Помолчали, гля-дя на остатки картошки в сковороде, затянувшиеся пленкой сала. Сей-час комиссии замордуют, вздохнул Серый. У Матюхина, между про-чим, самое меньшее по Москве среднее время вызова. Ты это знаешь? спросил Стрижак. Знаю, ответил Серый, пятьдесят восемь минут.Но лолковник теперь хочет пятьдесят пять! И выбьет! сказал Стрижак. Загонит вас в вечный страх и выбьет! Ладно, хватит об этом, тошнит! поморщился Серый. К отличнику здравоохранения представили, засмеялся Стрижак. Сокол! А какой ханыга был! Какой был, такой остался, ответил Серый. Только перестроенный. Взяток, гово-рят, теперь не берет и ханку на подстанции не жрет… Не понимаю, как это перестроенный? Против натуры не попрешь. А так, кривясь уголком рта, сказал Васек. Подонок был, подонком и остался! А мы с тобой кто? машинально спросил Серый, вытягивая из стакана остатки пива, и потянулся за ветчиной. Мы?… Мы, Антоша, затравленные и гру-бые звери! А ты к тому же и глупый зверь, коли на спецах работать не хочешь! Ты в следующий раз лук прожаривай получше, ответил Се-рый, а то какая-то каша у тебя получилась! Лук пожарен прекрасно, фыркнул Васек, но ты в этом ничего не понимаешь! Ну, конечно, ты же всегда прав! Да! Я всегда прав! За чаем повздыхали, вспомнив выставку в Сокольниках, где была сказочная американская аппаратура. Ругали врачебные журналы, потому что совсем нет статей, нужных практикам. Стрижак сказал, что его статья об аритмиях в редакции лежит полгода, и никакого движения. Серый рас-сказал, что в приемнике Первой градской видел потрясающее инфаркт миокарда у женщины двадцати двух лет. Стрижак оживился и, в свою оче-редь, рассказал о японском дипломате с картиной заворота кишок, у ко-торого тоже оказался острый инфаркт. Потом с работы вернулась Галка, жена Стрижака, ругала их, хотя на столе стояли всего четыре пустых бу-тылки, три из-под пива и одна чекушка. Выпив чаю, Галка немного успо-коилась и сказала, что сделала сегодня два кесаревых, что никто родиль-ным заведовать не хочет, все умные, она, идиотка, согласилась временно, и четвертый месяц с нее сдирают живьем кожу, сестер нет, санитарок нет, в отделении снова стафилококк, хотя на мойку закрывались всего месяц назад. За такую сумасшедшую работу надо валютой платить, подытожила Галка. Снова заговорили о бешеных нагрузках, скотских условиях, и тут Стрижак высказал мысль настолько простую, что Серый удивился, как он сам раньше ее не сформулировал. Васек сказал, что общество должно на себя накладывать известные обязательства по отношению к людям, давшим клятву Гиппократа, то есть присягнувшим всегда, в любое время, днем и ночью, приходить к другим людям на помощь. Если человек добровольно принял этот крест, сказал Васек, то он и требует особого к себе отношения. Как это верно! думал Серый, возвращаясь домой в пустом последнем трамвае. Щадить надо врача, хотя бы помнить о том, что ты не один и после тебя врача ждет еще десяток-другой напуганных. Мы хнычем: Будьте людьми! Помните, что мы тоже люди! А дело, оказывается, в общественном обязательстве. Но какую же культуру надо тогда людям иметь! Неужели Васек до этого сам дошел? Или вычитал где-нибудь у старых врачей?… Когда время переваливает на восьмой час дневных полусуток, голова у ночного человека уже просветлена и начинает соображать и усталости пока нет. В машине думается хорошо, был бы путь подлиннее. Жуешь всякое. Себя, других, жизнь. Ездишь и жуешь. А встречи на вызовах под-брасывают подкормку. На то они и встречи.