Санитарная рубка

Видеть и терпеть такие вечера церковь больше не могла. Силы ее иссякали, утекали бесследно, и она смиренно понимала, что грянул последний час стояния на земле. Но уходить, оставляя родные стены, пусть и поруганные, она не желала, она хотела уйти вместе с ними. Собрав последние силы, какие еще оставались, заставила вздрогнуть в прощальном усилии бревна, и они ей подчинились, разрывая все электрические провода, которые сразу же заискрили, задымились, впились цепкими огоньками в сухое дерево, и вот уже пламя неудержимо метнулось по стенам, вскинулось на потолок и загудело, набирая беспощадную силу.

Под утро церковь сгорела — дотла. Потушить ее не смогли.

35

Раз в месяц, даже в том случае, если дел было невпроворот, Сосновский с Астаховым выбирались в баню. Традицию эту не нарушали, она им обоим нравилась, да и место для уединенных посиделок имелось теперь вполне комфортное: ни чужих глаз, ни лишних, даже в отдалении, людей, никого, кроме обслуги, — говорить не спеша можно было без опаски и без оглядки. Уезжали обычно поздним вечером в пятницу, на одной машине, и уже по дороге, которая шла через красивый сосновый бор, оба настраивались на благодушную волну, начинали подшучивать друг над другом, вспоминать анекдоты, а иногда и прошлые годы, которые казались сейчас, с высоты занятых постов, трогательными и душевными. В нынешнее время, которое требовало жесткости и не располагало к душевности, ведь имелся сейчас другой масштаб, другой замах, вспоминать прошлое, пусть изредка, было по-особенному приятно.

Сосновый бор неожиданно заканчивался, будто ровно обрезанный ножом на подступах к Оби, дорога сужалась, шла под уклон и выкатывалась в конце концов к небольшой асфальтированной площадке, огороженной невысокой оградкой и шлагбаумом. Вниз с площадки вели ступеньки, а дальше тянулся подвесной мостик к небольшому острову, который зеленел посреди обской протоки. Вот на этом острове и стояла баня, хотя само это слово не очень-то подходило к просторным строениям, срубленным из толстой лиственницы и украшенным деревянной резьбой и окнами с резными наличниками. Лучше всего к этим строениям подошло бы другое слово — хоромы.

Но так уж повелось в обиходе — баня и баня.

— Ого, я не понимаю, — удивился Астахов и подоткнул очки. — Посмотри, кто-то еще решил с нами попариться?

Возле шлагбаума стояла черная «Волга», а в стороне, возле кустов, приткнулась блестящая иномарка. Сосновский, опустив стекло, тоже удивленно смотрел на машины, пытаясь понять — кто это пожаловал? Никаких договоренностей ни с кем не было, значит, приехали без приглашения. Странно…

Ясность внес глазастый водитель, разглядевший номер на черной «Волге»:

— Да это же начальник областной милиции, его машина, Сергей Сергеевич.

— А вторая?

— Вторую не знаю. Крутая тачка, больших денег стоит. Ну, как — подъезжаем?

— Подъезжай, — скомандовал Сосновский. — Не назад же поворачивать — не царское это дело.

Водитель кивнул, лихо, по-хозяйски подкатил к шлагбауму и, выскочив первым из машины, открыл дверцу Сосновскому. Одновременно открылась и дверца черной «Волги». Полковник Черкасов, начальник Сибирского УВД, сам был за рулем, без водителя и без формы — в сером мешковатом костюме и в белой рубашке без галстука. Высокий, грузный и огненно-рыжий, он не спеша выбрался из машины, и она, оставшись без своего хозяина, чуть приподнялась. Во весь рост выпрямившись, Черкасов развел ручищи, будто собирался кого-то обнять, и двинулся развалистым тяжелым шагом навстречу Сосновскому. Тот стоял на месте, ждал и не собирался идти навстречу: не те у них были отношения, чтобы изображать даже притворную радость.

Отношения эти не заладились сразу, как только Сосновский занял губернаторское кресло. И не заладились по конкретной причине: Черкасов отказался выделить новоиспеченному главе областной администрации машину ГАИ для сопровождения. Даже официальное письмо написал: не представляется возможным в связи с нехваткой и крайней изношенностью автопарка… А еще, в добавок к письму, как донесли через некоторое время услужливые люди, якобы сказал: «Пусть это тело пешком ходит. Раз оно народное, значит, и жить должно по-народному». Получился своего рода ответ на слоган «Народный губернатор», который тогда придумал Астахов.