Санитарная рубка

и пролежал Богатырев, не поднимаясь, до суА когда они наступили, пошел в Первомайск. Прошлой ночью Гриша Черный подробно рассказал ему, где сейчас проживает Светлана, и он без труда отыскал избенку с провалившейся крышей и кособоким крыльцом. Не задерживаясь на улице, сразу скользнул в ограду, заросшую крапивой, которая вымахала выше головы. В темноте, не разглядев натоптанной тропинки, обжалился, и руки засвербило, как от нестерпимой чесотки — злая была крапива, ядреная. Подошел к крыльцу и в это время в темных окнах вспыхнул свет. Осторожно, чтобы не напугать, Богатырев постучал в низкую дверь. Она оказалась незапертой и с негромким скрипом открылась, пропуская в темные сени. На ощупь нашарил ручку и вошел в избенку.

За столом, спиной к порогу, сидела Светлана. Стука она, вероятно, не слышала и поэтому даже не обернулась. Только ниже опустила голову, что-то разглядывая на столе.

— Света… тихонько позвал ее Богатырев.

Она вздрогнула, будто ее толкнули в спину, медленно-медленно обернулась и замерла испуганно, сжимая в руках бусы.

— Света, это я… Узнаешь?

— Ко-о-ля… А где ты был, Коля? У нас горе такое… Такое горе… Ты знаешь?

— Знаю, Света, знаю. — Богатырев шагнул к столу и опустился перед ней на колени.

— Вот, Коля, все сгорело, а бусы остались. Я их там, где дом был, нашла. Сережа мне их дарил, как из армии пришел. Красивый пришел, в форме, и значками вся грудь увешана, он же выше меня, как прижал к себе, я щеку расцарапала, прощенье его просить заставила, глупая была, молодая… А ты где, Коля, был? Я ведь одна здесь, совсем одна, пока Катюша не приедет… Не молчи, скажи чего-нибудь.

— Ты потерпи маленько, Света, я тоже скоро приеду, одну тебя не оставлю, вот дела свои сделаю и приеду.

— Нас ведь подожгли, Коля, не само загорелось. От пилорамы полыхнуло, а там баллоны газовые стояли. Вася Гридин мне рассказал, он же у Сережи работал, сказал, что в тот день, перед пожаром, люди какие-то приезжали, говорили о чем-то, сам Сережа мне ничего не сказал, а Вася тут встретился… А сегодня вот это нашла, в куртке у Сережи. Я когда на пожар выскочила, куртку его схватила, сама не помню… А сегодня плакать стала, куртку взяла, больше-то ничего от Сережи не осталось, а там в кармашке нашла…

Она повернулась к столу, взяла визитку и протянула Богатыреву. Тот взял ее осторожно, прочитал: «Закрытое акционерное общество “Беркут”. Бекишев Эдуард Александрович. Начальник службы безопасности». И ниже, мелким шрифтом — адрес и телефон.

— Ты же есть, наверное, хочешь? Я кашу утром варила, правда, холодная. Может, разогреть?

— Не надо, Света, не надо. Я эту визитку себе возьму. Хорошо?

— Бери, бери, она мне не нужна. А еще, Коля, беда у меня… Слышу ночью, что Сережа кричит и на помощь зовет, я на голос бегу, бегу, а его нету… Когда отойду, понимаю, что наваждение это, а поделать ничего не могу, слышу, как будто рядом. Скорей бы уж Катюша приехала, жду не дождусь, она и на работу здесь устроиться хочет…

Говорила Светлана изменившимся, слабым и тихим голосом, говорила, глядя поверх брата, и смотрела при этом в самый дальний угол избенки, словно видела там нечто такое, что доступно было только ее взгляду, Богатырев, сжимая в руке визитку, никак не мог одолеть комок в горле.

41

«Бекишев, «Беркут», Караваев…» На каждые три шага приходилось по три слова. Одолевая в темноте глухую дорогу, опасаясь, чтобы не сбиться с нее, Богатырев повторял и повторял про себя, словно хотел намертво и навсегда вбить в память: «Бекишев, “Беркут”, Караваев…» Он не испытывал сейчас ни злости, ни отчаяния, ни чувства неисполненной мести, владело им лишь одно — холодное спокойствие. Оно появилось, когда Богатырев, попрощавшись со Светланой и клятвенно пообещав ей, что обязательно появится в самые ближайшие дни, вышел из избенки и на узкой тропинке снова обжалился крапивой. Но в этот раз почти не заметил злого укуса, лишь взмахнул рукой, поднимая ее повыше, и ночная прохлада остудила зудящую кожу. А заодно остудила и комок отчаяния, стоявший в горле. «Убью. Найду и грохну, хоть кровь из носа!» И стал спокойно уверен, что обязательно исполнит этот приговор.

А иначе — как дальше жить?

К утру выпала роса. Брюки по колено были мокрыми, когда он выбрался на поляну и увидел в наступающем рассвете темный приземистый дом, в котором не маячило даже слабого огонька. Дошел до крыльца, наклонился, чтобы выжать брюки, и различил сзади едва слышные шаги. Дернулся, выхватывая из-за пояса пистолет, но голос Малыша опередил:

— Тихо, свои. Не пальни сдуру.

— Чего сразу не остановил, как на поляну вышел?

— Да плохо издалека видно, вот и разрешил подгрести поближе, чтобы уж наверняка удостовериться. Живой, целый?

— Как видишь. Живой и даже не поцарапанный. Закурить есть?

В руках Малыш держал карабин «Сайга». Привычно закинул его за плечо, поправил ремень и сунул руку в карман за сигаретами. Все делал неспешно, обстоятельно и даже сигарету из пачки сам вытащил, протянув ее Богатыреву. Чиркнул зажигалкой и сообщил, будто речь шла об обыденной мелочи: