Санитарная рубка

Потный, красный появился Осин. Бросил фуражку на стол, полез в карман за носовым платком, достал его, развернул и долго вытирал лоб. Словно артист, забывший текст своей роли, он тянул паузу, заполняя ее ненужными движениями. Наконец, вытерся, сунул платок в карман. Больше никакого заделья придумать себе уже не смог.

— Прошу внимания… — Сурово сдвинул брови и оглядел собравшихся. — Положение, товарищи офицеры, очень серьезное… А где Дурыгин?

Дурыгина не было. И Осин, забыв о серьезном положении, принялся распекать отсутствующего комбата.

Кто-то выглянул в окно и оповестил:

— Идет! Ого! Он что, на парад собрался?

— Какой еще парад?! Что за шутки?! — закричал Осин и ошарашенно смолк, словно подавился.

Дурыгин нарисовался на пороге в новенькой, отглаженной полевой форме с белоснежным подворотничком, с тоненькой и короткой орденской планкой на груди, в сапогах, надраенных до зеркального блеска. На тщательно выбритом подбородке белела крохотная кругленькая бумажка, прикрывающая нечаянный порез.

— Дурыгин!

— Я, товарищ майор. — Он прошел, громко стукая каблуками по полу, уперся сжатыми кулаками в стол. Докладываю. Представители братской республики стали прибывать на автобусах. На трассе сейчас примерно триста-четыреста человек. Никакого приказа, как я понимаю, уже не будет. При любом раскладе мы все равно остаемся крайними. Командир полка в настоящее время занят отправкой личного имущества…

— Капитан Дурыгин!

— Да пошел ты, товарищ майор. — Дурыгин даже не глянул в сторону начальника штаба. — В баню тазики катать! Командиру полка, подполковнику Акентьеву, на станции местными властями подан отдельный вагон. Идет погрузка. Колонна из десяти автомашин с вооружением, отправленная вчера утром на армейские склады в Россию, блокирована на восемьдесят шестом километре. Старший колонны, майор Архипов, и два прапорщика убиты. Солдаты взяты в заложники. Информация о продвижении колонны ушла отсюда.

Сразу двумя кулаками он пристукнул по столу.

— Дурыгин! Что вы несете?! — закричал Осин.

— Если мы продлим это дурацкое совещание еще на час, толпа ворвется на территорию городка. А я не баран и не желаю, чтобы меня на шашлык покрошили. Предлагаю — сейчас же выдать боевые патроны, на всех вышках поставить ручные пулеметы, из ангаров вывести бээмпэ и бэтээры, один бэтээр — к КПП, остальные пусть погромыхают по плацу. Склады заминировать. Всех собравшихся на трассе предупредить — при попытке проникновения на территорию полка огонь открываем без предупреждения.

— Дурыгин! — Осин покрылся красными пятнами и сорвался на визг. — Ты соображаешь?

Дурыгин развернулся к начальнику штаба и красиво, словно на занятии по строевой подготовке, вскинул руку к козырьку фуражки:

— Разрешите выполнять, товарищ майор? — И сразу же, не дожидаясь ответа, громко отчеканил: — Есть!

Задачу офицерам он поставил за две минуты. И по той готовности, с какой они вскакивали и выбегали один за другим из Ленинской комнаты, нетрудно было догадаться, что давно ждали именно этой определенности.

Осин больше не кричал. Потерянный, сгорбленный, тупо смотрел в пол. Крупные, веснушчатые руки вздрагивали. На затылке просвечивала маленькая продольная лысина, влажная от пота. Обмяк и словно обвис, расплылся на стуле. Медленно поднял голову, тягучим, запоминающим взглядом оглядел Дурыгина и Богатырева, пустые столы, за которыми только что сидели офицеры, и на полушепоте выдохнул:

— Дурыгин, это же трибунал. — Взглянул на часы. — Акентьев должен прибыть через три часа.

— Все ты, Осин, знаешь, только на горшок не просишься. Гадишь где попало. Эх, отцы-командиры… Пошли, капитан!

На плацу, выбрасывая густые плевки солярного дыма, уже разворачивались бээмпэ, расталкивали грохотом утреннюю тишину. На вышках маячили черные стволы пулеметов. От КПП, усиленный мегафоном, долетал металлический голос: предупреждаем… при попытке проникновения… на поражение… предупреждаем…

Ворота КПП разъехались, и в проем выкатился бэтээр. Взревел, резко затормозив, словно приседая для прыжка, и ствол пушки хищно зашевелился вправо-влево, отыскивая цель.

Живая цепь, уже готовая хлынуть на городок, замедлилась, замерла и вдруг тоненькими ручейками стала стекать к машинам. Дали задний ход, попятились автобусы, и как только они сдвинулись с места, в их раскрытые дверцы полезли люди.

Не прошло и десяти-пятнадцати минут, как на трассе остались лишь несколько «жигулей». Они прижались к обочинам, разъехавшись таким образом, чтобы держать под наблюдением центральную часть городка.

Неслышный пронесся по пространству, огороженному бетонным забором, общий облегченный вздох.

— А дальше — куда кривая вывезет. — Дурыгин опустил бинокль, приказал заглушить бээмпэ и бэтээры и в наступившей тишине, наклоняясь к Богатыреву, негромко закончил: — А вывезет она нас на пинках прямо в Рязань-матушку, в чисто полюшко.

— Почему в Рязань? — не понял Богатырев.

_ Ну, тогда в Ново-Пердуново. Устраивает? Широка страна моя родная… Есть куда бежать. У меня разговор к тебе, Коля, пойдем потолкуем, заодно и перекусим.