— Верно! — Ари просиял. — Сейчас я даю этому миру свободу. Практически полную. И что же мы видим? Это второй этап, если говорить точно, но что же мы видим на этом самом втором этапе? Давайте по порядку. Первое — образование. Которое они тут уже упростили, как только это стало возможно, и продолжают упрощать, пока не дойдут до минимального уровня. Через пятьдесят лет тут будут учить читать, писать, и выживать, причем пригодится в результате только последнее, потому читать станет нечего, а писать станет не о чем. Нет, разумеется, кое-что сохранится, но исключительно утилитарное, для повседневных нужд, но не более. Второе — враг. Да, да, это очень морализует, поэтому они будут органично разобщенными. Чтобы не расслаблялись, и не скатились окончательно. Там, на другом берегу океана, однажды утром выйдет из обшарпанной двери какой-нибудь мужик, которому по радио только что рассказали новость про очередную угрозу с Великого Востока, и даст подзатыльник своему сыну. А то этот щенок вчера неправильно молитву прочитал, а любая неправильно прочитанная молитва, разумеется, усиливает проклятый Восток, и ослабляет благословенный Запад, который все только и мечтают захватить. Мистическое мышление во всей красе, и, кстати, тут мы подходим к самому интересному. А именно — к тому, что уже сейчас люди на этой планете почти неспособны строить элементарные логические связки, а через поколение они разучатся делать это окончательно.
— Эксперимент Скиннера с голубем и кормушкой? — спросил Скрипач.
— И снова верно, — Ари засмеялся. — Какие только ритуалы не придумывали бедные птицы, чтобы пожрать. И голову наклоняли, и крыльями хлопали, и вокруг своей оси крутились. Ну нет у голубя в голове представления о том, что его действия и тот факт, что кормушка открывается, никак не связаны. Нет. И взять ему их неоткуда. Так вот, разумные существа в этом отношении недалеко ушли от голубей, уж поверьте. Любая религия построена на этом, и ни на чём ином. Если я помолюсь, божество сжалится, и что-то мне даст. Или не даст, но почему — причин много. Либо я нехорош, либо молился неправильно или мало, либо согрешил, не ведая, что творю, и тем обидел всемогущего. В общем, если сработало — божество существует и тебя слышит, если не сработало — ищи причину в себе, это ты плохой.
— Твой шаман выдвигает несколько иные идеи, — заметил Ит.
— Димка? Да, верно. Димка в другом хорош, — ответил Ари. — Он выстраивает схему посложнее, тоже с кормушкой, кстати, но, в первую очередь, Дима дает нужные образы, которые станут через какое-то время объектами для ритуалов, и, соответственно, для срабатывания всё той же кормушки. Кстати, если сравнивать, то этот — бледная тень тех, которые работают в штатах. Ууу, какие там красавцы сейчас трудятся на том же поприще! Вы бы видели.
— Может, и увидим, — заметил Скрипач.
— Вряд ли, нет времени, — возразил Ари. — Да и неважно. Но там не мини-шоу в зале для гостей, там стадионы собираются, и три часа представление идёт. С размахом работают. Дима бы так не сумел никогда в жизни. Не дотягивает.
— В прошлой жизни ты тоже залы собирал, когда был в отпуске, — напомнил Скрипач.
— Рыжий, прошлая жизнь осталась в прошлом, — Ари посерьезнел. — Новая многому меня научила. Безусловно, Контроль хорош, но… — он вздохнул. — Это для крошечной кучки избранных, а у нас, как вы понимаете, несколько иная задача. В моменте, как сейчас тут принято говорить.
— И какая же? — спросил Ит.
— Не скажу, пока рано, — помотал головой Ари. — Да я и сам окончательно ещё не понимаю, если честно, всё время вылезает что-то новое, только успевай крутиться.
— Ладно, не хочешь, не говори, — тут же пошел на попятный Ит. — Но эти твои откровения на счёт людей… Извини, мы были на Тлене, и не могли не заметить, что…
— Это и есть Тлен, — пожал плечами Ари. — Всё верно. Идеальная модель, неуязвимый гомеостат, который может существовать очень долго, практически без внешней поддержки, без контроля, без вмешательства. Тлен — это как женщина в коме, покорная, неболтливая, своевременно рожающая, согласная на всё, и лишь из-за того, что она спит, и будет спать вечно — так сильно ей это нравится. Она настолько глубоко погружена в себя, что сама не хочет, и никогда не захочет проснуться. Мы строили модель Тлена вместе с Адонаем, и я был поражен тому, насколько выверена эта конструкция, и сколько в неё заложено. Она застрахована и от вторжения извне, и от любой пакости, которая способна завестись внутри.
— Пакости? — спросил Ит.
— Инакомыслие. Или, если угодно, инаковость, — уточнил Ари. — Каждый человек в мире Тлена — это лейкоцит, который тут же бросится уничтожать любую болезнетворную тварь, которая попала в тело.
— Или не болезнетворную, а просто непохожую, — подсказал Ит.
— Да, верно, — согласился Ари. — Может быть, и сожрет кого-то по ошибке. Бывает. Но зато заразу уж точно не пропустит.
— Потому что и то, и другое опасно для существования системы в целом? — спросил Скрипач.