Санькя

- Слушай, Санек, ты приехал, - сказал Серый. - И можешь отсюда не уехать никогда. Ты прекрасно все понимаешь сам. Здесь, знаешь, сколько таких, как ты, закопано? И никто их не ищет. Ничего в этой стране не изменилось и никогда не изменится. Ее надо любить и беречь такую, какая она есть. Понимаешь меня?

Саша смотрел в небо.

- У вас ничего не получится, зеленые вы дети. Ты знаешь, что Костенко еще в Америке был завербован. Он же агент ЦРУ! Его за это и посадили, потому что он на их разведку работает. Не за ваши ржавые "калаши", дурья ты голова, его посадили. Просто сейчас с Америкой ругаться не с руки, поэтому придумали эти автоматы. Понял?

Так никто в небе и не появился.

- У меня даже показания его есть, - похвастался Серый.

Сашу внезапно озарило.

- А поедемте, посмотрим? - попросил он, почувствовав, что говорит с трудом, и слова у него едва получаются, и рот хлюпает смешно, и язык отчего-то попадает в дырку, хотя там, кажется, недавно был зуб. - Если есть, я тоже начну давать показания.

- Так ты знаешь чего-то?

- Не знаю… но если Костенко агент ЦРУ… я все подпишу. - Саша старался говорить быстро, но все сказанное получилось так, будто молотком ударили по гнилому ореху. Острые осколки… и обломок зуба Царапает язык… И вдохнуть хорошо никак не получается.

- Никуда мы не поедем, друг, - неожиданно вступил Паленый. - Должен на слово поверить дяде. Мы не такси - тебя по городу возить. Говори короче, и поедешь посмотришь. Всю ночь будешь читать.

Саше до сих пор казалось, что Серый тут главный, но Паленый, оказывается, мог на своем настоять. И обращение "друг" в его устах звучало как угроза. Хуже, чем "мудило".

Все-таки Саша еще раз к Серому обратился:

- Поехали, посмотрим?

Серый махнул рукой устало. Поднялся и к машине побрел.

- Дурака валяешь? - спросил Паленый у Саши. - Привезем тебя, и все заново? Давай, рассказывай. Мы даже ничего документировать не будем. И ничего не скажем никому. Договорились?

- Договорились, - зачем-то повторил, а не ответил ему Саша. И замолчал.

Во рту много слюны накопилось, но сплюнуть ее не было сил. Он чуть повернул больную голову и спустил слюну прямо по щеке. Она текла криво, пробивая дорожку меж потеков засохшей крови.

Несколько секунд молчали.

- И? - спросил Паленый.

Саша даже не повел глазами, усталый донельзя.

Паленый что-то начал орать, заводя себя, и завелся быстро. Немного попинал лежащего на земле Сашку. Потом его решили поднять, но стоял он плохо - ногу таки ему сломали, кажется. Саша пару раз упал.

С него снова сняли наручники - только для того, чтобы ловко пристегнуть к дереву. Спиной Саша чувствовал кору, и руки были вывернуты неестественно - их едва хватило, чтобы охватить весь ствол…

Его изогнуло всего от нелепой позы, и он смотрел вниз, на ноги свои. Силился поднять башку, чтоб увидеть всех этих уродов, и едва получилось: приметил только багажник машины, на которой они поставили бутылку вина и закусь какую-то примитивную.

Пили уже, кажется.

На Саше порвали рубаху. Пообещали, что сейчас будут бить в солнечное сплетение. Без рубахи очень хорошо видно, куда бить.

Саша даже перестал различать голоса.

Ударили. Задохнулся. Ударили. В голове разлили несколько масляных красок, обильных и вонючих. Вырвало желчью, по лицу стекло.

"Яна - солнечное сплетение…" - вспомнил Саша откуда-то, и это показалось таким жутким бредом, потому что нет ни любви, ни нежности, а только - больно и больно.

Кричали, поднимали за скулы голову его, размахивали перед лицом бутылкой.

"Выпили уже…" - подумал Саша, удивляясь, что ему так больно, а он все еще фиксирует глупые, ненужные детали.

"Ад - это когда уже нельзя терпеть, а умереть - еще не дают", - подумал Саша.

Ударили бутылкой по дереву, к которому был пристегнут Саша, бутылка разбилась. Начали размахивать перед лицом "розочкой".

Зачем-то расстегнули ремень, потянули джинсы вниз. Саша стоял голый, со спущенными штанами, нелепый и жалкий, как всякий голый и беззащитный мужчина.

- Даже Христа не раздевали, гады вы, - сказал Саша и почувствовал, что плачет.

- Христос, блядь, отыскался, - сказал кто-то и ударил несильно и неглубоко "розочкой" Сашу под правый сосок. Кровь потекла мягко, суетливыми струйками.

- Эй, хорош, - сказал кто-то ударившему. - А то, правда, его закапывать придется.

"Меня не убьют", - понял Саша, но было уже все равно.

- Да ладно, я аккуратно, - сказал ударивший, но отошел, поглядывая Саше на грудь.

Подумалось, что больше не тронут, но ошибся.

Опять подошел Серый, что-то говорил, Саша пускал длинную слюну, она раскачивалась. Глядел на кровавые узоры на животе.

Отстегнули от дерева, упал на землю. Уже без наручников…

Били… как будто это уже было… по голове… и куда-то еще - в те органы, которые поставляют воздух. Взлетала офицерская, длинная дубинка. Падала со свистом.