Все равно в этом мерзком городе, который всегда был противен Саше, отца хоронить было нельзя.
Вообще немыслимо было сообщить бабушке и дедушке, что отец умер, зная, что они не то что на похороны не смогут добраться, они и на могилу-то к сыну до самой весны не попадут.
Водителю ничего толком не объяснили — узнай он, куда надо ехать, отказался бы сразу. Но ему сказали: «В область… Дорогу покажем…» Он не переспросил, куда именно — в область. Скромный такой мужик попался, тихого, как поначалу показалось, нрава.
Приходили прощаться отцовы приятели, несколько преподавателей, ученики. Каждого приходившего выразить соболезнование Саше хотелось спустить с лестницы. Какое, к черту, соболезнование, что вы понимаете… Саша сторонился всех, никого не хотел видеть. Случайно услышал, как мать спросила:
— Может быть, кто-нибудь поедет хоронить? — Было тошно, что все молчали. Кто-то сказал извиняющимся тоном:
— Работа…
— Я поеду, — сказал один человек. Безлетов.
Он пришел утром на другой день, стоял в прихожей в полушубке и ботинках, не хотел раздеваться. Несколько раз снимал и надевал перчатки.
Саша не поздоровался с ним.
— Алексей, — заметила мать еле живым, выплаканным голосом, — замерзнешь в ботинках.
Тот странно скривился, словно ему было очень неприятно.
— Ничего, — ответил он глухо и сразу вышел. Стоял на улице. Не курил.
Саша смотрел в окно, видел Безлетова, тупо разглядывал его спину.
Мать беспрестанно садилась за кухонный стол и начинала плакать.
— Как же я его привезу? — спрашивала она, — Что мне скажут мать с отцом?… Ты позвонил туда, Саш? Соседям?
— Позвонил.
— Что сказали?
— Сказали, что передадут им. Мать снова заплакала.
Зашел водитель, стоял молча в дверях.
— Поедем, — сказал Саша матери почти раздраженно. — Чего мы ждем?
Они вынесли гроб — Безлетов, Саша, водитель, соседи помогли.
Поставили гроб у дома.
Неподалеку столпились дети, слезшие с дурно скрипящих, зимних качелей.
Смотрели любопытно, притихшие. Саше захотелось их разогнать.
— Давайте грузить уже… — сказал он зло. — Что мы тут…
— Надо же дать людям проститься… — сказала мать.
— Каким еще людям? — выругался Саша. Помимо детей собрались еще несколько соседок — малознакомых, чужих, но покачивающих головами.
— Иди в машину, — сказал он матери. — Давайте, слышите? — обратился он к мужикам, указывая на гроб.
Саша сел к водителю. Безлетов — в салон.
Гроб закрыли.
Саша назвал водителю срединный пункт назначения — «…оттуда еще немного…» — буркнул он неопределенно.
Оборачиваясь, Саша видел, как мать, сидящая в изголовье отца, иногда приподнимает крышку гроба, трогает ледяную голову покойного.
Это было нестерпимо.
Пошел, повалил серый снег. Брызговики работали беспрестанно.
На выезде из города попали в пробку.
Саша высунулся в окно и закурил.
На крышах машин быстро накапливался снег.
Ожидание тяготило.
«Куда ты торопишься… — думал Саша брезгливо, одергивая себя. — Торопишься скорей похоронить отца? И что? Похоронишь — куда побежишь?» Они простояли не менее получаса. Водитель иногда выключал мотор, и тогда кабина начинала быстро промерзать.
— А там, в салоне, наверное, холодно? — спросил Саша. Голос звучал хрипло.
— …Там печка не работает. Да и не надо сейчас там греть, — осторожно сказал водитель, покосившись на Сашу.
«Мать, наверное, замерзла…» — не ответив, подумал Саша.
Он оглянулся и увидел, как она трет ноги. Еще увидел Безлетова, нахохлившегося, смотрящего в окно на недвижные авто.
Саша зажмурился, прикусил губу.
Хотел заставить себя не открывать глаза, когда машина тронется, и не смог.
Расщурился, увидел мягко, нервно ползущие авто. Дорогу неспеша переходил тепло одетый гаишник. Его пропускали, притормаживая.
Затор образовался из-за аварии: стукнулись два автобуса. У дороги стояли пассажиры. Асфальт был посыпан стеклом.
«Скорой» не видно», — приметил Саша.
Никто не погиб, и даже, видимо, не был ранен. Саша испытал почти жалость, что никого не убило.
Медленно, тягомотно они выбрались из потока машин.
Переключали скорости, разгонялись, и вновь возникало это глупое чувство облегчения — едем-таки, едем.
«Куда?»
…Зимняя дорога всегда более тосклива, чем летняя.
Они минули городок, всего два светофора, Саша сказал: «Дальше прямо», — и спустя семь минут по обе стороны шоссе открылась равнина.
Вид белого, до горизонта поля, был тягостен. Эта даль и пустота — лишь с линией телеграфных столбов у дороги — засасывала.
— Безлюдье… — шептал Саша тихо. — На безлюдье льды… Снеги и льды…
Иногда поглядывая на часы, Саша замечал, что вот уже час прошел, а он, кажется, так ни о чем и не думал все это время — не было ни единой мысли.
— Скоро, что ли? — спросил водитель, впрочем, вполне добродушно.
— Скоро, — ответил Саша, подумав.
Серыми и сырыми деревянными боками мелькнула последняя вдоль асфальтовой дороги деревня — в девять домов. Саша давно уже сосчитал их количество, наверное, в детстве. Три дома опустели в последние годы, стали заваливаться.
— Дальше по проселочной? — удивился водитель.
Саша кивнул.
— Засесть можем… — посетовал водитель, переключился на вторую скорость. Автобус взревел и начал переваливаться на рытвинах.