Санькя

Саша перехватил бутылку так, чтоб ее не было видно за рукавом, ловко левой рукой вытащил сигарету из пачки и, сжав фильтр в зубах, подошел небрежной, вполне искренней походкой к машине. Нагнулся к стеклу водителя. В машине уже играла музыка, мужчина смотрел в зеркало заднего вида — прикидывая, как бы поаккуратнее выехать.

Саша постучал ноготком в стекло:

— Будьте добры, дайте прикурить!

Из-за стекла на него посмотрели недовольно. Саша в ответ сделал улыбающееся, сладко-сливочное выражение лица.

Стекло опустилось.

— Чего тебе? — спросил небритый, но пристойный с виду человек.

— Тсс, — выплюнув под ноги сигарету, ответил Саша, левой рукой прихватив мужика за красивый воротник, а правой выставив «розочку» прямо напротив небритого лица, на уровне глаз. — У тебя в кармане бумажник. Отдай мне его.

— Отдам, — ответил мужчина, как показалось Саше, спокойно.

Саша взял бумажник левой рукой и сунул его за пазуху, за растянутое горло свитера.

— Теперь ключи от машины.

Мужчина выключил зажигание и подал ключи с брелком.

Саша не глядя бросил ключ в снег и лужи, вглубь дворика.

— За мной не ходи. Ключ вон ищи. А то еще машину украдут, — сказал Саша и побежал. Сразу влетел ногой в глубокую лужу, взметая ледяные брызги.

— Блядский род, что же вы тут развели! — выругался снова, очень весело.

«Молодец, сейчас вылетишь на освещенную улицу с «розочкой» в руке», — вспомнил вдруг, развернулся, бросил «розочку» в лужу.

Пересек людную улицу, стараясь изобразить быстрый шаг, а не заполошный бег, нырнул в дворик напротив, загадав, что он сквозной. И угадал.

Минут через десять, миновав несколько дворов, постоянно скользя по наледи, один раз замечательно навернувшись, но не задохнувшись еще от бега, Саша каким-то звериным чутьем понял, что его не ловят.

Снял шапочку свою и выбросил — на всякий случай. Если тот тип все-таки позвонил в милицию, в приметах наверняка шапочку назвал. По шапочке будут искать. Все остальное на нем самое обычное. Темная куртка, темные джинсы, ботинки темные.

«Или не темные? — Саша поднял ногу, разглядывая ботинок. — Сырые они». Достал портмоне, извлек толстую пачку денег, порылся еще — карточки какие-то, документов не было, и даже прав на вождение авто. Портмоне бросил в лужу, деньги положил в карман. Еле поместились.

Вскоре вышел к площади, там стоянка такси, помнил Саша. Народ на площади еще был — пьяный в основном. Люди толпились у ночных палаток. Саша шел через площадь, ясный и трезвый, к машинам такси, примеченным на той стороне.

Мимо медленно проехал милицейский «козелок». Водитель смотрел мимо Саши — на шумную молодежь, стоящую на тротуаре. Саша, чуть-чуть сбавив легкий шаг, пропустил «козелок» и спокойно пошел дальше. Даже не закурил. Каждый удар сердца был прям и честен, все было на своем месте, ни одна жилка не дрогнула.

* * *

Столько денег Саша никогда не держал в руках, и даже не догадывался, что люди могут носить такие суммы в кармане. Зачем, собственно? Они что, иногда ночами покупают себе… блин, что тут можно купить на них?… Спортивный велосипед можно, наверное…

Велосипеды себе покупают ночами? Ездят на такси в Санкт-Петербург, смотреть на белую ночь? Куда столько? Как их тратить?

Он поделил деньги на три части. Одну часть отнес Позику.

— Это общак, Позик, — сказал Саша. — Купи себе куртку и берцы — Нега велел. На остальные посылки ему отправляй. Пока не кончатся. Когда кончатся, — скажешь мне.

Позик был серьезен.

— Если будет что, — позовите меня, попросил он.

— Хорошо, — ответил Саша.

— Если не позовешь, я сам что-нибудь… сделаю.

— Я позову.

Другую часть решил матери отдать, но не все сразу, чтобы не пугать.

— Откуда? — спросила она радостно и чуть напуганно даже после получения малой толики ей причитающегося.

— Украл, — ответил Саша так искренне, что мама не поверила.

— Ну, правда?

— Сапоги тебе нужны, — сказал Саша, выходя из кухни. Он никогда не врал матери, и даже сейчас врать не хотел.

Остальные спрятал — не для себя, а так, на будущее. О том, что не для себя, — даже не думал, они не нужны ему были.

Отстегнул только одну хрустящую купюру, пошел купил водки, сразу три бутылки, и сигарет блок. Сроду один не пил, в пустой квартире.

«А сейчас выпью…» — Саша повеселевшими глазами смотрел на бутылку.

Нарезал себе огромный огурец соленый, сделал яичницу из трех яиц, сырную сосиску сварил. Сидел на кухне, ногой качал. Как будто что-то замечательно важное собирался сделать.

Он чувствовал, что все болевшее последнее время внутри — все перегорело. И теперь в этом месте ничего уже болеть не будет. Осталось только прижечь, чтоб присохло мертвой коркой.

И — прижег. Закусил огурцом, зажмурился довольно.

«Сейчас. Мне. Станет. Хорошо, — сказал себе. — И совсем спокойно».

Пожевал немного яичницы, сосиску вилкой раскромсал на неопрятные куски. И нежно — после второй рюмки — смотрел на эти куски и на остывающую глазунью, которой хотелось подмигнуть, и огурец звонко грыз, жмурясь. Теплело в головушке, и казалось, что еще и мягкий свет включили. Моргаешь удивленно, никак не можешь понять — где именно.