Он понял, что я намерена делать еще до того, как осознание этого пришло в мою голову.
Бежать как можно дальше от него, от такой участи, которая страшнее смерти. Бежать прямо сейчас!
– Я не могу этого позволить! – санклит перехватил меня на лестнице, сжав стальное кольцо рук вокруг талии.
– Отпусти! Ты не имеешь права!
– Не имею. Но не отпущу! Один раз ты уже умерла! Второго раза не будет! – он затащил меня в комнату.
– Я не возьму ее жизнь! – из груди вырвался нечеловеческий рык.
– Возьмешь!
– Никогда! – после тяжелой пощечины он едва устоял на ногах. – Ненавижу тебя!
– Знаю. Заслужил. Но ты это сделаешь.
– Нет! – последовала новая пощечина.
– Бей, сколько хочешь, все стерплю. – Тихо сказал санклит.
– Никогда тебя не прощу! – прошипела я, отступая. – С этого мгновения и навсегда – между нами все кончено!
Побледнев, он прикрыл глаза. По лицу заструились слезы. Но на жалость в моей душе, раздираемой ненавистью, места уже не имелось.
– Тогда, на скале, увидев тебя, я решила, что ты мой Ангелхранитель. А ты оказался моим палачом! Ты еще хуже Хана! Гораздо хуже! – слова хлестали наотмашь. – Будь проклят тот день, когда дьявол свел нас! – когда знаешь слабые места, причинить невыносимую боль так легко! – Нужно было выбрать Данилу, а не тебя! Отныне ты не существуешь для меня! И тебе придется смотреть, как я умираю – в мучениях – до последней секунды, зная, что ты повинен во всей этой боли! А потом ты навсегда останешься один! И никогда – ни на этом свете, ни в другом, не дождешься моего прощения!!!
Пошатнувшись, он сел на кровать.
Я подошла к нему и взмолилась срывающимся голосом:
– Отпусти, пожалуйста, Горан.
– Не могу. – Сквозь слезы прошептал он, не поднимая головы.
– Я не возьму ее жизнь, ты же знаешь.
– Тебе придется. Ты будешь бороться до последнего, уверен. И каждое мгновение того ада, в который я тебя отправил, будет снова и снова убивать меня. Но ты это сделаешь. Никто не способен этого выдержать.
– Будь ты проклят! – потрясенно прошептала я, отходя от него.
– Уже проклят, родная.
Секунды медленно складывались в минуты. Время стало таким тягучим, что легко можно было ощутить себя крошечным насекомым, увязшим в капле смолы. Как не дергайся, все уже кончено. Прилипли лапки, склеились крылья, не вырваться. Медленная равнодушная смерть обтекает со всех сторон, ее не тронут ни мольбы, ни упреки, ни проклятия. Жизнь продолжится и без тебя. А ты останешься немым укором тем, кому наплевать.
Я лихорадочно искала варианты, но он был всего один. Все это время кинжал на перевязи касался моего тела при каждом движении. Других вариантов не имелось.
Я отгоняла эти мысли, с ужасом понимая, что… способна это сделать. Словно Горан убил ту, прежнюю меня, любящую его без памяти. Где это светлое прекрасное чувство? Умерло? Выжглось ненавистью? Или его любить могла только прежняя Саяна?
– Умоляю тебя, – я вновь подошла к тому, кто был моим воздухом всего несколько часов назад, и рухнула перед ним на колени. – Не поступай так со мной! – слезы, которых уже, казалось, не осталось, вновь потекли по лицу. – Во имя того, что мы пережили хотя бы, Горан! Ведь это все, что осталось! Умоляю! Не надо!
– Я должен.
– Ты не оставляешь мне выбора. – Прошептала я.
Кинжал привычно лег в ладонь. Нанести удар сейчас было бы легко. Он даже не смотрел на меня.– Не медли. – Санклит поднял глаза, полные боли.
– Горан, пожалуйста…
– Где сердце, ты знаешь. – Мужчина расстегнул рубашку и указал пальцем. – Мне все равно незачем больше жить.
– Умоляю тебя…
– Давай же.
– Не могу. – Рука с кинжалом безвольно упала на колени.
Я вернула клинок в ножны, отползла подальше и забилась в угол, подтянув колени к груди и воя от безысходности…
Когда женщина, которую ждал Горан, вошла в комнату, уже начался рассвет. Мое тело нещадно ломило. Ныла каждая клеточка. Бросало то в жар, то в холод. В каждый сустав словно вогнали раскаленный гвоздь. Одежда насквозь пропиталась потом, хоть выжимай. Голова раскалывалась от невыносимой боли. Наверное, это похоже на ломку у наркоманов. Хотя откуда мне знать? Только бывший парень, которого я и не вспоминала уже, имел дело с наркотиками.
Моя жизнь была простой, обычной и нормальной. До встречи с Гораном. Я думала, она скучная. Нет, вернее, имела наглость считать ее таковой, не понимая, как мне повезло на самом деле. Теперь все бы отдала, чтобы вернуть ее назад, но уже было поздно.
– Саяна, – позвал Горан, сев рядом на пол. – Сделай это, умоляю тебя, родная!
– Ни-ког-да! – отчеканила я, дрожа от боли.
Сил не осталось даже на то, чтобы ненавидеть.
Как там Кира описывала это состояние? Что-то про кожу, слезающую пластами. Очень похоже. Ощущение, будто кто-то безжалостный медленно, буквально по миллиметру, срезает плоть с костей – со всего тела сразу.
– Идите, – мягко сказала женщина санклиту. – Оставьте нас наедине.
Кажется, это немецкий. Никогда не нравился этот клацающий, как вставная челюсть, язык. Но сейчас я понимаю его не хуже, чем русский. Хотя какое это имеет значение?