Санкт-Петербург. Автобиография

На другой день пожар продолжался, продолжался он и на третий день и догорал целую неделю. На улицах, прилегающих к пожарищу, стояла цепь солдат, ездили конные патрульные казаки. Торговцы отыскивали и разбирали на улицах свой товар, который не успел сгореть. Все, что было вынесено из каменных корпусов на Садовую улицу в пределах от Апраксина до Чернышева переулка, сгорело. Огонь был настолько силен, что железная решетка государственного банка на Садовой согнулась, а каменный цоколь дал трещины и обсыпался. Испорчена была вся набережная на Фонтанке против рынков, а булыжная мостовая, накалившаяся и поливаемая водой, превратилась в дресву. На площади у Чернышева моста лежали груды дел, выброшенных из окон обгоревшего дома министерства внутренних дел. На той стороне Фонтанки выгорел лесной двор и прилегавшее к нему большое каменное здание. Много товару было в дворах полицейских зданий. Квартальные, производя допросы, возвращали торговцам товар. Они же были посредниками при дележе товара с улиц. Доказать, что действительно свое, что чужое, было трудно. Еще труднее было это решить постороннему человеку, хотя бы и полицейскому. Две трети торговцев потеряли все, что имели, но были и такие ловкие, которые захватили после пожара то, чего у них и наполовину не было. Разумеется, таких было немного. Ничего не успели спасти посудники, мебельщики, бакалейщики, книжники, торговцы металлическими изделиями. Впрочем, торговцы медной посудой, когда пожар окончательно потух, отрывали кое-что из своего товара в угольях и пепле, но металл был в слитках. Огонь до того был силен, что расплавил металлические изделия. Расплавились даже медные золоченые кресты часовен, находившихся внутри рынков. Некоторые большие иконы от въездов в рынки были спасены, и еще на третий и четвертый день после пожара стояли на тротуаре на Чернышевой площади, прислоненные к стене дома, рядом с строениями театральной дирекции. А сколько драгоценных старинных редких книг погибло у рыночных букинистов! Были в рынке торговцы старинными редкими книгами, как, например, Федоров, которые некоторыми экземплярами в своих книгохранилищах могли похвастаться перед казенными библиотеками. Какая масса была там редких старопечатных книг, столь ценимых нашими старообрядцами, и погибла прахом, сделавшись жертвою огня! Погибла и добрая половина старинных книг склада Терского в Чернышевом переулке. Так как Чернышев переулок стал гореть во второй день пожара и его все еще надеялись отстоять, то некоторые книги были перенесены во двор Пажеского корпуса, но и там при переноске они были растеряны, многотомные сочинения разрознены. Терского приказчик В. И. Рыкушин был ушиблен пожарными и лежал больной. Сгорела суконная лавка поэта А. Ф. Иванова (Классика) в Чернышевом переулке; кое-как суконный товар успели спасти, вынеся его тоже на двор Пажеского корпуса, но спасенного было немного, да и это немногое подверглось расхищению во время переноски. Поэт-бессребреник, однако, не упал духом вконец и написал несколько стихотворений по поводу этого небывалого в летописях Петербурга пожара.

Товара сгорело на многие миллионы. Образовавшийся после пожара комитет собирал сведения, старался подвести настоящую цифру потерь, но, кажется, так и не смог. Официально ничего опубликовано не было. Застраховано не было и сотой доли. Страховые общества не принимали на страх товар в лабиринтах деревянных лавок внутри Апраксина и Щукина дворов. Почти все погоревшие торговцы были разорены. Был крупный торговец, В. К. Вантурин, имевший несколько лавок, у которого одних ситцев погибло более чем на полмиллиона. Говорили, что более чем на такую ж сумму сгорело у крупного торговца галантерейными товарами Аверьянова. На огромную сумму сгорело шелкового товара у Коровина, фирма которого существует и поныне. <...>

Весь рынок перестал платить по торговым обязательствам. Векселя протестовались, но ни у кого из кредиторов, делавших с погоревшими торговцами дела, не хватало на первое время духа подавать векселя ко взысканию. Напротив, торговцы-оптовики, в особенности иностранцы, измышляли средства как-нибудь скорее прийти на помощь к погоревшим своим клиентам, соглашались взять постольку копеек за рубль долга, по скольку те предлагали, и сулили им дальнейший кредит товаром, только бы те скорее открывали где-нибудь торговлю. Ведь в Петербурге в этот пожар погорело более половины петербургских торговцев. Кому же было продавать кладовщикам-оптовикам, если бы они поступили иначе? Первое время после пожара почти не было несостоятельностей торговцев-погорельцев, объявленных через коммерческий суд.

И вот погоревшие торговцы, ободренные своими кредиторами, стали открывать лавки в домах, строить временные торговые балаганы на Семеновском плацу.