Санкт-Петербург. Автобиография

В ноябре и декабре 1919 г., за два с половиной месяца, в городе был совершен целый ряд убийств, десятки налетов и грабежей. По некоторым данным удалось установить, что образовалась новая очень сильная шайка головорезов и что большинство тяжких преступлений этого времени – дело ее рук. Уловить ее было невозможно. Но вот однажды ночью на Обводном канале был поднят в полумертвом состоянии раненный смертельно в голову, грудь и живот агент Уголовного розыска Виндаво-Рыбинской железной дороги Богданов и доставлен в Обуховскую больницу. Раненый рассказал, что он выслеживал шайку налетчиков и что был ими разоблачен и расстрелян, но остался жив. Он рассказал, что шайка громадная, что ее участники люди отчаянные, что они вооружены бомбами и револьверами до зубов и что живыми в руки не дадутся. Нам показалось подозрительным, что агент железнодорожного Уголовного розыска один на свой страх и риск пошел на такое серьезное дело, не ставя об этом в известность свое начальство. Спешно было поручено Летучему отряду произвести разведку. Он установил, что агент Богданов есть не кто иной, как знаменитый бандит и убийца из шайки Чижа – Володька Гужбан, единственный спасшийся, оставшийся в живых и бежавший из рук Чрезвычайной Комиссии при самых романтических обстоятельствах, обманувший в свое время председателя Морской следственной комиссии Сафронова и членов коллегии этой комиссии, в результате чего вся Морская следственная комиссия в то горячее время была расстреляна, ныне по подложным документам на имя Богданова поступивший в Уголовный розыск на Виндаво-Рыбинскую железную дорогу и вскоре после этого назначенный начальником Уголовного розыска на станции Батецкая.

Тогда я поехал к директору Обуховской больницы профессору Нечаеву и рассказал ему часть дела, просил держать это в абсолютной тайне, так как относительно Обуховской больницы у нас были очень неблагоприятные сведения. Низший персонал в ней был замаран. По ночам велась там азартнейшая игра в карты в сараях около покойницкой, на которой постоянными посетителями были воры и люди из преступного мира. Гужбан был положен в отдельную палату, около него сиделкой мы посадили нашу агентшу, в коридор был определен санитаром агент Козлов, с двух сторон по бокам Гужбана на кровати были положены два наших опытных агента Папиолек и Доляцинский в качестве больных. Сам я превратился в доктора и стал посещать эту палату два раза в день.

Работа была выполнена блестяще. Я, как сейчас, помню физиономию нашего агента, у которого я щупал пульс и который в это время показывал мне, что у него под мышкой вместо термометра – револьвер. Даже старший доктор этого отделения не подозревал обо всей той мистификации. Через три или четыре дня мы узнали все, что нам было надо. Ночью, войдя в доверие Гужбана и прикинувшись преступником, великолепно говорящий на воровском жаргоне и знавший, конечно, весь преступный мир и его сплетни, агент выпытал от Гужбана всю подноготную. По иронии судьбы, Гужбан, раненный тремя пулями, каждая из которых по решению докторов была смертельной (голову, грудь и живот), выжил для того, чтобы быть расстрелянным Чрезвычайной Комиссией. Через несколько дней мы перевезли его под видом перевода в частную больницу ночью в Уголовный розыск и раскрыли перед ним свои карты. К чести Гужбана надо сказать, что он не столько был огорчен своим положением, сколько восхищен нашей работой. Оказалось, что шайка налетчиков под руководством знаменитого Чугуна, в которой Гужбан, он же агент Богданов, принимал самое активное участие во всех убийствах и налетах последнего времени, приговорила его на суде воров к расстрелу за то, что Гужбан утаил часть денег, награбленных на налете в квартире доктора Аницканского (Знаменская ул.). Суд состоялся на квартире «Федьки-татарина» в районе Измайловского проспекта, затем осужденного ночью привели на Обводный канал и расстреляли, но сильный организм его выдержал эту операцию. Гужбан рассказал между прочим, что шайке покровительствует и является в ней своим человеком начальник 4-го участка милиции Пивоваров и некоторые другие должностные лица. В 24 часа нам надо было арестовать всю организацию. И это было сделано.

У членов шайки был свой шифр, свои тайные квартиры и тайная конспирация, что даже друг другу они не говорили своих адресов и фамилий, по которым живут.