Санкт-Петербург. Автобиография

Кто мог помыслить, чтобы двенадцати лет отрок, отлученный от правления государства и только под премудрым покровительством чадолюбивой своей родительницы от злобы защищаемый, между беспрестанными страхами, между копьями, между мечами, на его родственников и доброжелателей и на него самого обнаженными, начал учреждать новое регулярное войско, которого могущество в скором времени почувствовали неприятели, почувствовали и вострепетали, и которому ныне вся вселенная по справедливости удивляется? Кто мог помыслить, чтобы от детской, как казалось, игры столь важное, столь великое могло возрасти дело? Иные, видя несколько молодых людей, со молодым государем обращающих разным образом легкое оружие, рассуждали, что сие одна ему только забава, и потому сии новонабранные люди потешными назывались. Некоторые, имея бóльшую прозорливость и приметив на юношеском лице цветущую геройскую бодрость, из очей сияющее остроумие и в движениях сановитую поворотливость, размышляли, сколь храброго героя, сколь великаго монарха могла уже тогда ожидать Россия! Но набрать многие и великие полки, пехотные и конные, удовольствовать всех одеждою, жалованьем, оружием и прочим военным снарядом, обучить новому артикулу, завести по правилам артиллерию, полевую и осадную, к чему немалое знание геометрии, механики и химии требуется, и паче всего иметь во всем искусных начальников казалось, по справедливости, невозможным делом, ибо во всех сих потребностях знатный недостаток и лишение государевой власти отняли последнюю к тому надежду и малейшую вероятность. Однако что потом последовало? Паче общенароднаго чаяния, против невероятия оставивших надежду и... происков и явительного роптания самой зависти загремели внезапно новые полки Петровы и в верных россиянах радостную надежду, в противных страх, в обоих удивление возбудили. <...>

Мы ныне, озираясь на минувшие летá, представляем, сколь великою любовью, сколь горячей ревностью к государю воспалялось начинающееся войско, видя его в своем сообществе, за одним столом, ту же приемлющего пищу, видя лицо его, пылью и потом покрытое, видя, что от них ничем не разнится, кроме того, в обучении и в трудах всех прилежнее, всех превосходнее. Таковым чрезвычайным примером премудрый государь... доказал, что монархи ничем так величества, славы и высоты своего достоинства прирастить не могут, как подобным сему снисхождением. <...>

Столь знатными победами прославив с собою великий монарх во всем свете свое воинство наконец доказал, что он сие больше для нашей безопасности учредить старался, ибо не только узаконил, чтобы оное никогда не распускать, ниже во время безмятежного мира, как то при бывших прежде государях нередко к немалому упадку могущества и славы Отечества происходило, но и содержать всегда в исправной готовности. О, истинное отеческое попечение! Многократно напоминал он своим ближним верным подданным, иногда со слезами прося и целуя, чтобы столь великим трудом и с столь чудным успехом предпринятое обновление России, а паче военное искусство не было после него в нерадении оставлено. <...>

Откуда толикая слава и сила российских флотов по столь многим морям в краткое время распространилась? Откуда материи? Откуда искусство? Откуда махины и орудия, нужные в столь трудном и многообразном деле? Не древние ли исполины, вырывая из густых лесов и гор превысоких великие дубы, по брегам повергли к строению? Не Амфион ли сладким лирным игранием подвигнул разновидные части к сложению чудных крепостей, летающих чрез волны? Таковым бы истинно вымыслам чудная поспешность Петрова в сооружении флота приписалась, если бы такое невероятное и выше сил человеческих являющееся дело в отдаленной древности приключилось, и не было б в твердой памяти у многих очевидных свидетелей и в письменных достоверных известиях. В сих мы с удивлением читаем, что нельзя определить, сухопутное ли или морское войско учреждая, больше труда положил Петр Великий. Однако о том нет сомнения, что в обоих был неутомим, в обоих превосходен, ибо, как для знания всего, что ни случается в сражениях на сухом пути, не только прошел все чины, но и все мастерства и работы испытал собственным искусством, дабы ни над кем не просмотреть упущения должности и ни от кого излишества свыше сил не потребовать. Подобным образом и во флоте, не учинив опыта, ничего не оставил, в чем бы только его проницательныя мысли или трудолюбивыя руки могли упраздниться. <...>